Анна Джейн - Мой идеальный смерч
— Вы на Факультете Искусствоведения учитесь, Бурундукова, а ведете себя так, как не всякий физвозник себе позволяет, — сказал пожилой и очень почтенный преподаватель по истории архитектуры. — И вы собираетесь работать в сфере культуры… Печально. — Он покачал головой и скорбно отправился на кафедру.
— Извините, Иван Давыдович, — пробормотала я.
Я показала до сих пор хохочущему одногруппнику кулак и уселась на свое место, рядом с Лидой и Мариной, которые косились на меня и тихонько хихикали. Они явно мне не верили, и очень жаждали узнать подробности моих с Дэном отношений. А что могла я сказать им? О том, что мы были знакомы двадцать минут, я успела обозлиться на него, как кобра на Рики-Тики-Тави, разорившего ее гнездо, и что он сделал мне загадочное предложение насчет Князевой и Никита. Да они этому не поверят и напридумывают кучу всего! Кстати, о Князевой… Ее не было на предыдущей паре, и сейчас тоже нет, хотя она довольно-правильная девочка, не позволяет себе прогулы.
— Лида, где Оля? — шепотом поинтересовалась я у подружки, продолжавшей выразительно коситься на меня из-под длиннющей челки.
— Какая еще Оля? — явно удивилась она вопросу.
— Князева, какая еще, — проворчала я, — где эту цыпу носит?
— Откуда мне знать? Я же не ее личный пастух, — пожала подруга плечами, настороженно глядя на меня. — Не было ее сегодня. А зачем тебе Князева?
— Надо спросить кое-что, — не стала вдаваться я в подробности. Мне показалось, они с Мариной переглянулись.
— Лучше бы ты нам рассказала, зачем со Смерчем обнималась. Мамочкам же интересно, а ты молчишь!
— Не обнимались мы, идиотина ты эдакая. И какой он Смерч, — фыркнула я, — дебил он редкостный.
Кажется, последнюю фразу я произнесла громковато, поэтому как преподаватель, рассказывающий что-то об архитектуре девятнадцатого столетия, чуть повысил голос и сказал мне укоряющее:
— Марья Бурундукова, тише, пожалуйста, оставьте разговоры. Ведь я объясняю такой важный материал. Неужели вам неинтересно послушать о шедеврах архитектуры?
— Марья Бурундукова не может тише, — бестактно высказался Димка. — У нее любовь случилась.
Парни (а все они всегда сидели вместе, кучкой, видимо, таким образом защищаясь от девушек) противно заржали, и даже мой красноречивый взгляд, брошенный в их сторону, не помог им заткнуться.
— Любовь? — поправил сухоньким пальцем очки преподаватель, неожиданно заинтересовавшись. — Любовь — это прекрасно. Это все, что нужно столь юной особе, даже такой грубоватой, как вы. И кто же ваш избранник, позвольте узнать?
— Да никого я не люблю, чего вы гоните, — стушевалась я, явно не собираясь произносить имя и фамилию человека, по которому три года тосковала. Никита Кларский — это два запретных слова.
— Дэна! Дениса Смерчинского! — тут же дернуло кого-то сообщить это профессору.
— Он с иняза, вы его не знаете, — добавила громко Марина, пихая меня локтем. Я состроила ей злую рожу, но она все равно лишь довольно улыбалась.
— Почему же, — к нашей неожиданности отвечал лектор, уставившись прямо на меня, — я знаю этого прекрасного молодого человека. Обаятельный, веселый и ответственный юноша. В прошлом году был в университетской команде КВН. И, кажется, выступал на спортивных соревнованиях… И еще где-то… очень активный и коммуникабельный. Знаете ли, декан Иностранных языков постоянно им хвастается, и мне даже немного завидно, что этот талантливый парень учится не у нас на факультете. Похвально, Мария, похвально. Вы сделали правильный выбор!
Я смутилась — как же люди все наизнанку выворачивать умеют. Теперь старикан Давидыч еще и всему профессорскому составу разболтает о нашей с Лаки Боем "любви". А Дэн этот тоже хорош — умудрился засветиться даже в глазах посторонних преподов.
— И не стесняйтесь, — решил поддержать меня профессор, — любовь — чувство прекрасное, в ней нет места сомнениям и нерешительности!
— Спасибо, Иван Давыдович, — покраснела я, застеснявшись еще больше. Приехали, ты меня еще на этом отморозке пожени.
— Даже не мог я представить, что Денис остановит свой выбор на тебе, — продолжал разглагольствовать удивленный преподаватель. — Как бы то ни было, я понимаю, что вам обоим сейчас не до учебы, дорогие мои, но вы, Машенька, должны брать пример с Дениса — один из лучших учеников нашего университета! Победитель всевозможных Олимпиад, спортсмен и любимец всех! Знает пять языков!
— Вот же загнул, — пробормотала я, поражаясь одновременно многочисленным талантам Смерчинского. И чтец, и жнец, и на дуде игрец. Интересно, а танец живота он танцевать умеет? А чревовещать? А в урну плевком попадать за двадцать метров?
— Ладно, вернемся к нашей лекции по архитектуре, и вы, Машенька, прекращайте мечтать и вместе с нами возвращайтесь в мир искусства, — призвал к порядку расшумевшихся моих одногруппников старичок-профессор.
— Смотри-ка, сразу из Бурундуковой стала Машенькой, — восторженно прошептали сестры, сразу в оба уха, так как сидела я между ними.
— Отвяжитесь, это была всего лишь случайность. Никакая мы не парочка.
— Да-да. Теперь ты, наконец, забыла Никиту? — полюбопытствовала почему-то Марина. Голос ее был осторожен, как у хитрой лисички. Кстати, ее я всегда с лисой и сравниваю — такая же коварная и хитрая, правда, беззлобная. А вот ее кузина Лидия больше напоминает мне деловую волчицу — независимую и упертую.
— Тише, вдруг кто услышит, — взмолилась я, тут же став оглядываться. Не знаю, у кого как, а у меня есть что-то вроде мании — боюсь, что окружающие догадаются, кого я люблю.
— У нас в группе нет инопланетян с локаторами вместо ушей, — фыркнула Лида. — Если только Давидыч, но он уже полностью в лекцию погрузился. Так что там с твоим бывшим любимым?
— Он мне не бывший любимый, — нервно отозвалась я, искренне недоумевая, — я до сих пор его люблю. А этот Дэн — все вышло случайно, просто мы так разговаривали.
— Да-да, — нараспев произнесла Марина, — раньше наш мальчик так ни с кем не разговаривал, едва ли не целуясь. Все его поклонницы четыре года недоумевали, почему у него постоянной девушки нет, а тут ею стала ты, дочеька.
— Берегись, — внесла свою лепту ее сестричка, оккупировав мое втрое ухо, — его Фан-клуб наверняка негодует!
— Какой еще Фан-клуб, дуры? — не вынесла я.
— Машенька, можно, вы будете говорить тише? — вновь встрял лектор — не кричите так, дорогая моя.
— Простите, — склонила я голову к парте, а придурок Димка опять заорал:
— Машка боится, как бы другие девчонки ее Дэна не увели. Вот и орет.
