Максин Барри - Драгоценная паутина
– Черт побери, я и не подумал об этом, – услышала она над собой загробный голос Риса, пытавшегося наладить лампочку. – Должно быть, они не смогли справиться с камнем иначе!
Дрожа, Флейм поднялась на ноги.
– Но взрыв помог?
Выяснить это можно было только одним способом: в мрачном молчании они стали карабкаться вверх, пытаясь понять, что на другой стороне завала – свобода или склеп?
Наверху их родственники томились в ожидании. Для Джульетты нашли складной стул – опираясь на палку, она села. Ее голубые, как лед, глаза, не отрываясь смотрели в сторону подъемника.
Франческа прижалась к Оуэну, который благодаря любви и заботам жены чувствовал себя физически почти здоровым. Ему было так приятно сейчас, что она нуждается в нем. Но надолго ли хватит ему этого счастья, если он потеряет Риса?
Мария первая услышала звук.
– Слушайте, – сказала она, – что-то скрипит! Должно быть, подъемник.
– Да, смотрите на трос! – Голос Оуэна был не просто взволнованным, но в нем слышался и страх.
Наконец подъемник поднялся, и все ожидавшие кинулись к нему. На секунду воцарилось молчание. Люди, без перерыва работавшие восемнадцать часов, жаждали увидеть тех, ради кого старались. Первой из подъемника вышла Флейм, у нее в этот момент волосы были цвета заходящего солнца и лицо богини!
Веселые крики огласили воздух. Улыбаясь, Майк Фарауэй вышел из подъемника и обернулся к Рису Декстеру, следовавшему за ним. Риса хлопали по спине, он тоже улыбался, чувствуя дружескую атмосферу, благодарил своих спасителей, глядя на их грязные, потные и счастливо улыбающиеся лица.
А Флейм с благоговением смотрела на закат, глубоко вдыхая воздух, казавшийся таким свежим, холодным и напоминавшим воздух морозного зимнего утра в Англии… Потом она посмотрела в сторону и тут увидела своих родных! Они стояли в нескольких ярдах. Радостно крича, она кинулась к ним, бросилась в любящие объятия Франчески. Обе, не обращая ни на кого внимания, разрыдались.
– О мама, – прошептала Флейм тихо, уткнувшись матери в волосы. – Как хорошо быть живой!
ГЛАВА 30
Незаметно пролетели три месяца. Рис вынужден был остаться в Австралии, пообещав приехать в Англию, как только шахта будет в порядке и начнет работать на полную мощность. Флейм велела себе забыть о кошмаре в шахте и вернуться к нормальной жизни, а это означало – закончить работу над коллекций Софии ди Маджори.
Войдя в цех, она удивилась, что работа так быстро продвигается. Более того, после нескольких осторожных вопросов она поняла, что никто в Вудстоке ничего и не слышал об инциденте на шахте. Джастину даже не пришло в голову сказать им об этом! Флейм стало обидно. Как же сильно он ненавидит ее, думала она печально, если даже такое событие не тронуло его сердца.
На второй день после возвращения в Равенскрофт Фрэнк Йенсен задержал Флейм в библиотеке и рассказал о переменах к лучшему, происходящих в Джастине. Он говорил о причинах, по которым ее брат стал таким, и Флейм поняла наконец, какое одиночество, боль и муку пришлось испытать ему в детстве. За это она могла ему простить все!
За эти несколько недель, когда она с нетерпением ждала Риса, наблюдая, как претворяются в жизнь и становятся реальностью придуманные ею украшения, Флейм несколько раз убеждалась сама, насколько благотворным оказалось влияние Фрэнка на Джастина. Франческа и Оуэн тоже радовались этому.
Но что-то было не так! Флейм чувствовала. Брат больше не смотрел на нее с холодной ненавистью, и это, вопреки всему, тревожило ее. Были моменты, правда мимолетные, когда она была уверена: Джастин выжидает! Но Рис вернулся, и Флейм почувствовала себя спокойнее. В его объятиях она перестала просыпаться в холодном поту от ужаса, что на нее рушится крыша или что ее брат гоняется за ней по дому с топором…
Прошло еще некоторое время, и однажды утром Флейм радостно сбежала по лестнице в столовую: Джульетта и Мария приехали накануне вечером, и она спешила их поцеловать.
– Я так рада, что ты здесь, – сказала она, обнимая Джульетту, как всегда выглядевшую безупречно: в сапфирового цвета атласной блузе и длинной бежевой замшевой юбке.
– Я ни за что на свете не пропущу такого события! – уверила ее Джульетта.
Флейм села рядом с Рисом, он молча взял ее руку в свою и сильно сжал.
У Флейм, хотя она и собиралась позавтракать со всеми, напрочь пропал аппетит. Она и раньше нервничала, когда ди Маджори рассматривала ее рисунки, но то, что она испытывала сейчас, уже напоминало настоящую панику: ровно через двенадцать часов София ди Маджори увидит всю коллекцию в готовом виде?! И подарок-сюрприз тоже. Кто знает, как она отнесется к этому?!
– По крайней мере мы теперь спокойно позавтракаем, – вздохнула Флейм, радуясь атмосфере дома.
Дизайнеры, реставраторы, профессиональные чистильщики ковров и мойщики окон – все, готовившие дом к приему гостей, ушли наконец.
Прием планировали провести в Лондоне, но потом решили устроить в Равенскрофте. Для этого Флейм выбрала бальный зал, огромный, с высоким потолком, с черно-белыми плитками на полу и большим рядом створчатых окон. Четыре соседние комнаты будут служить столовой. Накануне Флейм все проверила, в который раз поражаясь благородной красоте Равенскрофта. Она могла лишь предположить, какое удовольствие при виде всего этого будут испытывать фотографы, приглашенные из всех престижных газет и журналов столицы!
Вошел Чамберлен. Значит, кто-то уже прибыл.
Флейм застонала, схватила газету и закрылась ею. Джульетта тихо захихикала, а Франческа с Марией обменялись понимающими взглядами.
– Я встречу, Чамберлен, – Франческа легко и нежно провела рукой по огненной головке дочери и вышла.
Оуэн и Рис переглянулись и пошли за ней.
Снова раздался звонок. Чамберлен вернулся и доложил:
– Миледи, музыканты. Они говорят, что им нужно установить усилители.
Флейм снова застонала, но не успела ответить, как раздался еще один звонок. Чамберлен вернулся.
– Электрики, миледи. Вы заказывали специальное освещение в бальном зале?
Да, она заказывала. Для стола, на котором будут разложены украшения.
В это время Фрэнк Йенсен не спеша вошел в комнату. А следом Джастин.
Фрэнк посмотрел на него, но ничего не сказал, наблюдая, как тот налил себе кофе, и сел.
Джастин проверил часы. Десять тридцать, если бы в цехе поймали людей Феликса Барстоу, он бы, наверное, уже узнал про это. Но все было тихо… Глаза его встретились со взглядом сестры. Интересно, ее отправят в тюрьму? Вполне вероятно. Сам-то он в абсолютной безопасности! Всем известно, что он почти не участвовал в выполнении заказа. Да и потом – он улыбнулся – к тому времени он уже будет в швейцарской клинике у Фрэнка Йенсена…
