Рози Томас - Чужие браки
— А я мог думать только о том, упадем ли и мы вместе с ней. А ведь я, черт возьми, вроде бы врач.
— Я знаю, что ты не любишь высоты, — сказала Ханна.
Майкл опять был несказанно удивлен. Он-то думал, что никак себя не выдал, а Ханна умудрилась разглядеть, и понять, и простить его. Майкл был как бы под ее защитой, как, например, Фредди, и он почувствовал, как накатила на него волна неистовой любви к этой женщине.
Тьери сошел с подъемника и подъехал к ним, на этот раз не пытаясь щеголять своим искусством. Он даже снял солнечные очки.
— Это, наверное, было ужасно, — сказал он. — Никогда раньше не видел ничего подобного. Как моя Анна? А Майкл? Думаю, нам стоит зайти в бар выпить и сегодня на этом закончить.
— Неплохая идея, — сказала Ханна.
Вечером в шале Ханна и Майкл чувствовали себя героями дня. Новости о несчастном случае уже облетели все бары курорта и лыжные раздевалки, и дети и взрослые просто остолбенели, когда придя домой узнали, насколько близко ко всему случившемуся оказались Ханна и Майкл.
— Расскажите нам все подробно, — требовали Тоби и Уильям. — А кровь была?
— Ради Бога, — запротестовал Майкл, но Ханна только рассмеялась. Она успела принять ванну и переодеться, краски вернулись на ее лицо или же, что скорее всего, она помогла им сделать это с помощью искусного грима.
— В этот раз я не мог ничем помочь, как тогда, на Рождество. Помните дружка Барни, который порезал руку?
Майкл позвонил в службу безопасности трассы и выяснил, что девушка находится в госпитале в соседнем городке и ранена не очень серьезно. Они с Ханной решили навестить ее на следующий день.
Хорошие новости показались достаточным поводом для того, чтобы это отпраздновать. Эндрю сходил за шампанским, и даже горничная, которая накрывала на стол, как оказалось, умеет все-таки улыбаться. Майкл выпил два бокала виски с содовой и столько же шампанского и очень быстро сделался весел и пьян, чего, собственно, и добивался. Он начал показывать в лицах их с Ханной участие в событиях, изображая Ханну бесстрашной спасительницей, а себя — трусливым докторишкой. Все смеялись и пытались помочь Майклу, когда он, пошатываясь, пытался встать из-за стола. Майклу доставляло удовольствие расписывать свою полную беспомощность в экстремальной ситуации, ведь на его фоне Ханна была еще большей героиней. Майкл смотрел, как Ханна трясет своими белокурыми кудряшками на другом конце стола, и думал о том, что нет на свете ничего приятнее и ничего желаннее, чем раздеть эту женщину, прижать ее к себе и назвать своей.
Он увидел, что и Дарси гордился женой, а Марсель впервые за последнее время смотрела на него без привычного выражения неодобрения во взгляде. Майкл выпрямился и стал смотреть на пламя свечи и на белокурые волосы Ханны прямо над пламенем.
Это был один из самых приятных вечеров за все время отдыха. Казалось, что напряженность первых дней забыта навеки, Эндрю и Дженис смеялись и одобрительно кивали друг другу и всем остальным. Пары засиделись дольше обычного, греясь в счастливых лучах дружеского участия.
Когда все расходились, Майкл, зайдя на кухню, застал там Ханну, которая пыталась обнаружить в холодильнике минеральную воду.
Майкл подошел к Ханне сзади и обнял ее за талию, чувствуя упругость ее широких бедер и ягодиц.
— Я немножко перебрал сегодня, — произнес он, касаясь губами шеи Ханны.
— Я знаю, — Ханна отстранилась, но улыбнулась при этом достаточно благосклонно.
Майкл взял ее за руку и поцеловал в том место, где бился пульс.
— Все, — нежно сказал он. — Теперь все.
Он вяло поплелся к двери, поднялся по лестнице и вошел в их с Марсель спальню.
Марсель была уже в постели, но не успела потушить свет.
Глядя, как он раздевается, Марсель произнесла:
— Ты был очень милый сегодня.
— Я и сейчас милый, — сказал Майкл.
— Я знаю это.
Дойдя до кровати, Майкл почти что свалился на нее. Прежде, чем повернуться к жене, он погасил свет. Затем он попытался и не смог расстегнуть пуговицы на ночной рубашке Марсель.
— Сними эту штуку, — потребовал Майкл.
Он занимался с Марсель любовью, чувствуя, что знает каждую впадинку и каждую выпуклость ее тела, и все время, пока он это делал, Майкл чувствовал со смешанным чувством вины и восторга, как будто проявляя негатив какой-то волшебной пленки, что серебристые кудряшки Ханны, с которых он не сводил глаз за обедом, были по-прежнему тут, с ним, и над ним, и под ним, и вокруг него.
12
Барни Клегг отступил немного назад, чтобы полюбоваться своей работой, отряхивая руки от земли.
— Вот. И как вам все это нравится? — спросил он Нину.
Нина стояла в дверях, ведущих в задний двор, где орудовал Барни. Пригревало неяркое, но теплое мартовское солнышко, а даффодилы и гиацинты, только что высаженные Барни, делали все вокруг еще более ярким.
— Я думаю, что это лучший сад, который можно было создать за одно мгновение, как это сделали вы, — похвалила Нина.
Барни приехал на небольшом фургоне, полном мешков с компостом и горшков с растениями и за несколько часов перекопал и удобрил истощенную, неухоженную землю и засадил ее свежей зеленью и весенними цветами.
— Я чувствую себя виноватой, — призналась Нина.
— Почему? — брови Барни удивленно поползли вверх.
— Ведь я ни разу не полила свой сад, не посадила ни единого зернышка. Все сделали вы.
— Ну, моя заслуга тоже не так уж велика.
— А откуда все эти растения? — спросила Нина.
— Не спрашивайте! — На губах Барни играла загадочная улыбка. — Главное, что это красиво, а остальное неважно.
— О, да, это действительно великолепно. Я буду все лето сидеть здесь и любоваться садом, — пообещала Нина.
— И думать обо мне.
Нина рассмеялась.
— О, конечно. Я так благодарна вам, Барни. Мне даже несколько неловко. Я отняла у вас время.
Нине не очень хотелось размышлять, с чего это вдруг Барни так заботится о ней. Она просто радовалась тому, как чудесно преобразился ее сад. К тому же, пока Барни работал, было очень приятно сидеть в кухне, делая вид, что чем-то занята, и подсматривать за юношей. На свежем воздухе Барни явно чувствовал себя в своей стихии.
— Я ведь обещал, что сделаю это для вас.
— Честно говоря, не думала, что вы сдержите это опрометчивое обещание.
— Вообще-то, я всегда выполняю свои обещания.
Они стояли около французского окна, Барни опирался на лопату, руки его все еще были в земле.
— Ну, вот, обидела вас, вместо того, чтобы отблагодарить. Ну, извините меня.
