Эльмира Нетесова - Любимые не умирают
— Мам! А как же бабуля терпела Ваську,— спросил Димка, едва переведя дух.
— Димуль! Но Василий был ее сыном, и она любила его. Это так понятно. Простила, как прощают очередную шалость повзрослевшего, глупого малыша. Ведь он свой...
— Бедная моя, несчастная! — обнял Димка Катьку, прижался к ней родным, теплым птенцом:
— Я никому не дам тебя в обиду!
— Теперь уж некому обижать,— рассмеялась баба и сказала:
— У отца с бабкой был один повод, одна причина и претензия. Я выпивала. Но теперь с этим завязано. И вот признаюсь, что ни врачи, ни знахарки, ни Акимыч, и уж тем более ни твой отец заставили отказаться от выпивки. В том только ты. Я и теперь дословно помню, что сказал мне тогда. Этого хватило. Я испугалась. И больше не тянет. Был толчок, но какой! Спасибо, сынок, один за всех справился.
— Просто я знал, что ты меня любишь и ради этого бросишь пить. Так и вышло. Я не ошибся и не перегнул...
Они сидели вместе перед компьютером. Сын решил сам освоить его. И у Димки стало получаться.
...Никак не клеилось только у Николая. Уж куда только ни ставило его начальство зоны, Кольку отовсюду выпихивали, выталкивали и выкидывали. Он был бельмом на глазу у всех. Его никто не признавал и не хотел терпеть рядом.
В бараке, куда Кольку привела охрана, даже шныри и сявки не подошли к нему, хотя бы из любопытства.
Престарелый лидер, выглянувший из-под шконки, смерил Кольку прищуренным, недружелюбным взглядом и вернулся под шконку фыркая и матерясь.
Уже вечером ругали мужика все зэки отборным матом. Не без причины, было за что. Поставили его на самую обычную работу, носить раствор каменщикам на пятый этаж в паре с молодым, здоровым парнем. Тот и попер как конь не оглядываясь назад. Колька на третьем этаже не удержал носилки, выронил, запахал носом по ступеням. Вот тут-то и получил от напарника по полной программе. Тот выдал не скупясь. Уж кем только ни назвал облитого раствором с головы до ног Кольку, над каким до мокроты в штанах хохотали все зэки строительной бригады.
Но слишком тяжелыми оказались носилки, очень крутыми были ступени, но кто услышал, его осмеивали дружным хором, не обращая внимания на оправдывавшегося, плохо отмытого человека, какому не разрешили спать на шконке и указали место внизу, рядом с пидером. Колька негодовал, ругался, его загнали вниз пинками, не спрашивая согласия.
А утром зэки отказались брать с собой Кольку, ответив, что этого выкидыша они по нечаянности уронят сверху вместе со строительным мусором. Мужик чуть не плакал. Его отправили чистить сортир. Но и там человеку не повезло, не хватило сноровки, свалило с ног зловоние и тошнота.
Его приволокла в барак охрана, подобравшая мужика возле туалета, из какого Колька вывалился, потеряв сознание.
— Слабак!
— Придурок!
— Козел! Интересно, кем он пахал на воле? С таким мурлом как у него в начальство не прорваться. А если вламывал как работяга, чего тут выделывается? Забирайте это чмо от нас! Пусть другие его нюхают. Нам он не по кайфу! — недовольствовали мужики.
Вообще чистить сортиры посылали провинившихся мужиков. Добровольно на эту работу никто не соглашался. После нее даже самые неприхотливые и выносливые зэки по три дня и больше не могли прикасаться к еде. И без того вонючая баланда казалась несносной. От перловой каши тут же начиналась рвота. Даже к хлебу боялись прикасаться.
Кольку закрепили за сортирами на целых две недели. Так в зоне еще не наказывали никого. Самый стойкий из мужиков выдержал пять дней, а потом взмолился:
— Лучше расстреляйте!
Колька на такое не решился и утром, взяв лопату и метлу, покорно пошел туда, куда ему приказали.
Вечером он еле приполз в барак.
Мужик, ни с кем не разговаривая, лег спать, над ним смеялись, осыпали колкостями. Он не слышал. Все зэки барака были уверены, что утром он откажется идти чистить сортиры. Но просчитались. Колька молча пошел на работу.
Вечером, вернувшись в барак, не полез под нары. Занял свободную шконку, лег на нее, отвернулся ко всем спиной. Когда кто-то из зэков попытался напомнить, где его место, Колька ответил грубо, что он свое место знает, а и говорившему сыщет. Послал мужика во все неприличные места, пообещав, что если тот будет прикипаться, утопит в сортире.
— Слышь ты, чинарик, я ж тебя плевком пришибу. Тебе ли грозить? — вскипел зэк.
— Не гонорись, падла! Чем ты кайфовей меня? На твоем месте и болван справится. Попробуй мое выдержать! Кишка тонка, пупок развяжется. Вот и захлопни шайку, не кипиши, не наступай на уши. Ни то пришибу как навозную муху!
— Это ты, шибздик, еще и грозишь? — подошел зэк вплотную к Кольке, тот понял, если он сейчас не защитится, его станут пинать все кому не лень до конца срока.
Колька вскочил пружиной, глаза красные, морда перекошена, руки в кулаки сжаты. Неожиданно вмазал под подбородок и рослый мужик, клацнув зубами, отлетел, ударившись спиной о стену, сполз на пол беспомощно.
В другой бы раз Кольку стерли в порошок. Но зэки увидели, сейчас лучше его не трогать. Взбешенный мужик станет защищаться до последнего и неизвестно чего от него ждать.
Колька, чувствуя настороженное отношение к себе, ни с кем не общался, лишь изредка прислушивался к разговорам зэков, не вмешивался в них, ни о чем не спрашивал.
Всеми зэками барака заправлял кряжистый квадратный мужик с грубым лицом, злой и насмешливый, он распоряжался всеми и каждым. Кольку он не замечал и не обращал на него внимания. Но человек видел, как тот следит за ним исподтишка, ищет повод разделаться и навсегда выкинуть из барака. Он понял, Колька не из тех, кого можно подмять и подчинить себе сходу. Этот не положит как другие перед ним получку на стол. А когда придет посылка— не поделится и не отдаст. Конечно, бывали в бараке такие, но их обламывали. Особо упрямых проигрывали. Но Колька оказался ершистым. Он курил, но когда заканчивалось курево, ни у кого «не стрелял», терпел. Больше всего он удивил, когда после двух недель работы в сортире, не попросился на другое место, не жаловался, как иные на невыносимые условия. Он оставался на своем месте молча. И не сетовал.
Первая посылка от матери пришла ему через месяц. Он выложил содержимое в тумбочку. Но, вернувшись вечером, не обнаружил ничего. В тумбочке было пусто. Зэки следили, побежит ли мужик жаловаться в администрацию или в спецчасть? Колька подскочил к дневальному и сразу пустил в ход кулаки. Тот долго не раздумывал. Сшиб с ног и вломил Кольке так, что тот вскоре совсем забыл о посылке.
