Алиса Лунина - Три чайные розы
Лена продолжила с неожиданной горечью:
– Знаешь, я думала, мой бывший муж Климов не способен любить кого-то, он любит только свою работу и иногда, под настроение, – себя… А когда я поняла, что Никита без ума от этой бесчувственной, холодной куклы, мне стало так горько… Ведь он действительно любит ее – вот что странно… Почему не я? Почему не со мной? Когда я выходила за Андрея, то хотела доказать Климову, что для кого-то желанна, кто-то меня любит и во мне есть нечто, чего он не разглядел, не оценил. Не самая лучшая мотивация для брака, да?
– Конечно, – согласилась Маша.
– А я по молодости не понимала. Надеялась, все наладится, мы привыкнем друг к другу. А потом я узнала о болезни Муси и поняла, что ничего уже не наладится. Нельзя рожать от нелюбимого мужчины, Маша… Ребенок будет несчастен, меня Мусей наказали…
Они молчали. Маша посмотрела в окно – больничный пейзаж поражал унынием, рядом с крыльцом крутилась бездомная собака. «Тоска, какая тоска…»
– Да, Маруся, я прежде была другая – лучше, чище, – вздохнула Лена. – Потом озлобилась на весь мир. Видишь ли, Андрей назначил меня своей главной хрустальной мечтой, за которой совсем не знал и не видел реальной женщины. Обычной, у которой болят зубы, у которой есть амбиции и желание, потребность в том, чтобы кто-то любил ее и принимал такой, как есть. Я много лет ждала простого бабьего счастья, а оно все как-то мимо, мимо… Год назад я наконец полюбила, получила то, о чем мечтала, ну вроде бы получила, но это оказалось не то, понимаешь? Словно бы вдруг из ниоткуда, из всех моих многолетних ожиданий и боли, возникло что-то красивое, настоящее, и вот, когда я к нему приблизилась, схватила в руки, оно изловчилось и вырвалось. И стало ясно, что ничего не было, что мое счастье только притворялось настоящим.
Маша не удержалась от иронии:
– Извини, я не совсем в курсе твоих жизненных перипетий и не вполне понимаю, о чем идет речь!
– О моем любовнике. Диме. Мише. Анатолии, неважно, – усмехнулась Лена. – В них я искала одного-единственного, и всякий раз оказывалось, что ошибалась.
– Тоже мне бесприданница, нежная душа! – хмыкнула Маша. – «Я любви искала и не нашла!»
– Чтобы искать любовь, необязательно быть нежной душой! – мягко парировала Лена. – Любви, Маша, все хотят и ищут.
– Дорогая Лена, я понимаю, у тебя трагедия, жизнь не удалась, женского счастья не случилось, я не могу понять только одного: почему за твою личную трагедию должен расплачиваться мой брат?! Почему ты проехала по нему поездом своей трагедии, раздавив Андрея… всмятку!
Неподалеку раздался крик – какой-то старичок вдруг всплеснул руками и сполз по стене. Тут же вокруг засуетились, подбежали медсестры. Старик пришел в себя, его куда-то повели.
– Я просто старалась что-то сделать, устроить так, как будет лучше для всех, – сказала Лена. – Мне не хотелось сидеть и ждать, когда Андрей наконец захочет по-настоящему зарабатывать. Он ушел в науку с головой и не желал замечать очевидного – что это никому не нужно. Господи, ну кому в наше время интересна филология? Когда люди и книг-то не читают?! А я должна была подумать о Мусиной жизни. Вам, конечно, легче всего оказалось записать меня в дуры и стервы (и все-то она сволочится, без всякой причины!), а может, я не дура и не стерва, а просто устала от ситуации, когда много лет ты и баба, и мужик, и коня останавливаешь, и в горящие избы скачешь, и берешь в банках кредиты, пытаясь хоть что-то заработать для семьи?! Думаешь, я злая? Может, и так… А ко мне кто-то был добрым? Включая вашу семью? Разве что бабушка. Если хочешь знать, Маша, я жалею о том, что наши отношения с ней не сложились. Только об этом и жалею. Молодая была, глупая, упрямая. Сейчас бы, наверное, постаралась выстроить отношения…
– Ну и что мне теперь, может, пожалеть тебя? – рассердилась Маша. – После всего, что было, ты вдруг приходишь и откровенничаешь?!
Лена пожала плечами:
– Думай что хочешь. Мне уже все равно.
– Тебя послушаешь, и получается, что ты – жертва?!
– Не знаю, – улыбнулась Лена. – Может, и так… Тебе, Маруся, нужно перестать ходить по черно-белой плитке… Тем более что ты актриса, тебе нужны и другие тона.
– Все это, конечно, безумно интересно и где-то для меня неожиданно, но что же, позволь спросить, дальше? Для Андрея, например?
Лена долго молчала, потом сказала:
– Дальше решать ему.
Глядя на несчастную, сломленную невестку, Маша испытывала странные чувства: не было радости и уж тем более пошлого ликования или мрачного удовлетворения от «аз воздам», была только горечь, безмерная усталость и более ничего.
– Я сейчас подумала, – сказала Лена, – что, если бы в тот день, десять лет назад, не случился этот инцидент с машинами (помнишь, когда мы пересеклись на дороге?), мы могли бы подружиться и многое сложилось бы по-другому.
Вместо ответа Маша спросила:
– Можно мне иногда приходить к вам, общаться с Мусей?
– Приходи, что ж…
Рядом с ними присели мужчина и женщина. Маша невольно взглянула на эту пару: он – в халате, большой, грузный, порядком растерянный, она – маленькая, седая, волнуется, пытается всучить ему кастрюлю с едой. Мужчина обреченно отбивается, бормочет: «Ну зачем, здесь же кормят!» Маша не удержалась от мысли, что и они с Леной выглядят столь же нелепо – у нее из пакета торчит длинная палка батона, у Лены и вовсе в сумке вареная курица.
– Знаешь, как ни странно, я рада, что этот разговор состоялся, – вздохнула Маша. – Я думала о тебе иначе… А ты просто несчастная женщина, как я… Как Полина, которая, кстати, вовсе не бесчувственная, холодная кукла… Как Татьяна… Все мы сестры по несчастью, и хотя бы потому нас следует простить и пожалеть.
– Я сейчас к Андрею… – тихо сказала Лена, поднимаясь. – Хочу предложить ему начать все сначала. Ведь было у нас и что-то хорошее, а потом ради Муси…
Маша смотрела ей вслед – как и сама Лена, она знала, что скажет Андрей.
* * *Татьяна торопилась в больницу к брату, и вдруг запиликал телефон. Досадуя, что позвонили совершенно некстати, она взяла трубку, продолжая складывать в сумку продукты. Услышав этот голос, женщина застыла, и сумка выпала из рук.
– Таня! – сказал Сергей. – Я приехал!
Она молчала, чувствуя, как бешено колотится сердце.
– Почему ты молчишь? – спросил Сергей.
Тогда она задала вопрос, который, собственно, задавала последние недели, адресуя его и мирозданию, и Сергею:
– А где ты был так долго?
– Я все объясню! – заверил Сергей.
Она вздохнула – какая нелепость! – и со словами: «Не надо ничего объяснять, уже поздно!» – положила трубку.
