Довод для прощения - Ария Тес
Константин совершенно другой. Он и вызов мне бросает, и с гордостью голову задирает, и готов горло мне перерезать за свою дочь — я это ценю. Правда. Так правильно ведь…
Только не сейчас.
Он переводит взгляд на дверь, пару мгновений молчит, а потом тихо усмехается и снова смотрит на меня, как мне кажется, немного виновато.
— Девичьи нервы.
— Я без понятия, что за муха ее укусила, — сразу оправдываюсь, на что получаю еще один смешок, уже уверенней, потом и кивок.
— О, не удивлен. Не обращай внимания, на Женю иногда находит. Я называю это «бабский психоз». Ну что? Дашь вещи?
— Да, пойдёмте.
Веду его в детскую, а по пути спрашиваю, что именно нужно. Константин говорит о игрушках и книжках, а еще о любимой пижаме сына, и я снова киваю.
Сразу понимаю, о чем речь.
Мне хочется верить, что это признак того, что я хороший отец, но скорее просто признак того, что я — чертов придурок! Так боялся подойти к ребенку, что наблюдал за ним со стороны и выучил все его привычки, распорядок и любимые вещи. Но зато хоть не бесполезный, это радует, а не удручает. Определённо.
Быстро складываю вещи в рюкзачок, а сам чувствую, как Константин за мной наблюдает, и в какой-то момент не выдерживаю.
— Я правда не знаю, что с ней случилось! — огрызаюсь, на что «тесть» улыбается.
— Я же сказал — не удивлен. У Жени сложный характер.
— Заметно, твою мать, — шиплю себе под нос.
Потому что да! Я совершенно не понимаю, что за хрень с ней произошла?! Вчера все было так хорошо! Мне казалось, по крайней мере. Я был с ней обходительным, наговорил кучу комплиментов, при том не просто так! Женя действительно была обворожительна, пока ей под хвост вожжа не попала!
Нет, я не дурак, и прекрасно понимаю, что в смене настроения замешана Ева, только вот я то тут при чем?!
Остервенело пихаю в рюкзак игрушку, слышу смешок со стороны двери и резко поворачиваю голову. Константин за мной наблюдает, подняв брови.
— Что?!
— Порвешь, получишь еще одну истерику. Оно тебе надо?
— У вас сегодня подозрительно хорошее настроение! — язвлю, но совету внемлю.
Все-таки, одного психоза за утро мне с головой хватает. Поэтому я меняю тактику и стараюсь действовать аккуратно, а потом слышу:
— У меня есть причины относиться к тебе плохо.
Усмехаюсь.
— А то я не знаю.
— Не думаю, что знаешь, — вдруг говорит тихо, и я снова смотрю на тестя, подняв брови.
— Серьезно?
— Я сомневаюсь, что она рассказала тебе.
— Что именно?
— Как сложно на самом деле ей далась ваша разлука.
Эти слова внутренне меня сильно подкашивают. Я все еще не могу разобраться и объяснить, что я чувствую, но определённо чувствую себя плохо.
Как будто меня в узел свернули и тянут-тянут-тянут. Аж дыхание перебивает.
Константин пользуется моим замешательством и подходит ближе, чтобы забрать рюкзачок и уложить вещи в него, а сам говорит дальше. Не глядя мне в глаза.
— Я вел себя, как гандон, когда вы познакомились. Закрылся, замуровался, шел на поводу у матери, у жены, а на дочь свою совсем перестал внимания обращать. Женя очень напоминала мне ее мать, и это било сильно.
— Мне жаль, что ваша жена умерла.
Слабо улыбается.
— Мне тоже. Но это не давало мне никаких прав вести себя, как эгоистичная сволочь. Женя потеряла маму, которую очень любила, а потом лишилась и отца. Если честно, то я себя виню за все, что случилось, не меньше, чем тебя, — он поднимает твердый взгляд, который я принимаю с достоинством, киваю.
— И я не против.
— Хорошо, что не пытаешься бодаться. Я тебя убить хотел.
— Понял уже.
— Ты бы тоже этого хотел, если бы твоя дочь прошла через такой же ад.
— Не отрицаю.
— Поэтому ты еще жив.
Странный разговор.
Константин, кажется, думает также, поэтому снова принимается за игрушки…и рассказ.
— Когда она вернулась домой, в тот вечер я узнал, что у меня будет внук. А потом она плакала часа четыре не переставая. И еще три года не переставая. Всегда скрывала это, делала вид, что все хорошо, но я же отец. Я чувствую.
Кажется, я тоже. Ощущение давки внутри усиливается, а он снова смотрит на меня без тени улыбки. Серьезно так. Твердо.
— Она ждала тебя, Влад. Все эти три года не переставала ждать. Злилась на себя, но продолжала ждать и любить. Я знаю, что ты не виноват в том, что случилось, и я очень надеюсь, что ты действительно хотел расстаться со своей женой, но…
— Но? — хрипло спрашиваю.
— Но это было тогда. Сейчас ты ее не помнишь.
— У меня есть к ней чувства, Константин. Сильные. Я объяснить этого не могу, но…
— Слишком много «но» в этой истории, ты не находишь?
Не нравится мне, куда идет этот разговор, поэтому я хмурюсь и тихо спрашиваю.
— Чего вы хотите?
— Уберечь свою дочь, раз тогда не смог. Если ты не готов быть ей верным и преданным мужем, не пудри мозги моей девочке. Прими решение.
— Какое решение?
— Я видел вас с твоей женой.
— Она уже не моя жена.
— По документам — да, и твой поступок благороден, только вот он не отменяет правды.
— И какой же правды?!
— Такой, где легко что-то сказать, но гораздо труднее сделать.
— Я не пустослов!
— А я и не это имею ввиду. Тебя вырвали из привычной жизни, на голову свалился ребенок, которого ты не знаешь, женщина, которую ты любил, но этого не помнишь. Я понимаю, как такая ситуация может запутать, и мне жаль, что с тобой это произошло, только вот кто подумает о Жене? Ей тоже сложно.
— Я этого не отрицаю.
— И снова: я знаю. Поэтому и прошу: прими решение. Туда или сюда. Она или твоя Ева. Если второе, скажи об этом прямо. Не
