Ненавистная жена - Янина Логвин
— Я… неважно! Но ты… почему здесь, Кирилл? Как ты сюда попал? Кто тебя здесь держит взаперти?!
— Я сам.
— Что ты «сам»? — не понимаю я.
— Спрятался. Ты не должна меня видеть. Никто не должен видеть. Я не существую!
— В смысле?
Кирилл морщится и берется за голову, будто рой голосов, схожий с тем, что раздражал меня в чужой комнате, залетел в нее и, множась, загудел изнутри.
А может, это множится требовательный стук за моей спиной и голоса за дверью.
Брат вскакивает и бежит к ним — к этим голосам, криком приказывая им заткнуться. Ударив кулаками в дверь, поворачивается, подбегает к стоящему в комнате столу и начинает сбрасывать с него на пол предметы: игровые наушники, пульт от приставки, пластиковую бутылку с недопитой водой и ручной фонарик… нет, коробку фонариков. Их здесь, кажется, не меньше двух дюжин и, прыгнув следом, Кирилл начинает включать их один за одним, отшвыривая по сторонам.
— Чего стоишь? — кричит мне. — Ищи их, быстрее!
— Что искать?
— Капсулы или таблетки. Что-нибудь! Я должен выпить их и исчезнуть — сейчас же! — иначе они меня заберут и отдадут ему!
На полу куча разбросанных вещей, а с молодым мужчиной, который сидит передо мной, явно что-то не так, и если ему нужна помощь… то у меня нет никакой возможности ее оказать.
— Где они? — он вскакивает и бросается ко мне, хватая за плечи. С силой толкает на стену, не получив ответ: — Ты их украла?! Проклятая, дешевая девка! Ты! Отвечай, это он тебе сказал сделать?!
— Кто — он?
— Стальной старик! Ненавижу его! Я хотел его убить, а теперь он сводит меня с ума! Таблетки, — Кирилл вновь трясет меня, — дай их мне, или я тебя убью! Дай!
Я в таком шоке — не ужаса, а оторопи — от встречи с ожившим братом, что мне почти все равно, когда дверь позади распахивается и в комнату вбегают. Чужие руки отталкивают от меня Кирилла, но только затем, чтобы вынести отсюда. Я пробую сопротивляться и в какой-то момент моих сил хватает, чтобы ударить Макара, но от жестких тисков над грудью в глазах темнеет и заканчивается дыхание.
Мразь!
Я прихожу в себя уже в совсем другой обстановке, в этом же доме — чувства не подводят. Но на этот раз комната, в которой нахожусь, похожа на кабинет. И незнакомка с темными волосами, приблизившись к стулу, на котором я сижу, удерживаемая за плечо своим бывшим охранником, протягивает мне смоченные водой из графина бумажные салфетки.
— На, вытрись. А то смотреть страшно. И это дочь Корнеева? Какая-то соплячка неразумная. Была бы умной, не получила бы по губам, а радовалась своему счастью!
Мне плевать, что она говорит и как смотрит. Брать из ее руки я ничего не собираюсь, а тем более ее слушать. Уперев лопатки в спинку стула и напрягши спину, я медленно оглядываю собравшихся в комнате людей.
— Ну, ты возьмешь салфетку или нет? — нетерпеливо повторяет брюнетка, небрежно выгнув кисть с рядом звякнувших браслетов. — Или мне попросить Макара тебя обслужить? Он будет рад еще раз тебе помочь, дорогуша, не сомневайся. Он всегда такой внимательный, я его знаю.
Ее выдает тон и дешевая улыбка — такая же, как ее побрякушки. Не знаю, кем она приходится хозяину дома, но ценят ее здесь невысоко. Не дороже предмета мебели, иначе бы не заставили передо мной ломаться.
Я расцепляю губы, чтобы четко выплюнуть:
— Пошла вон… шавка.
— Что?
Брюнетка так удивлена, они всегда удивляются — вот такие ручные собачки, что от неожиданности теряется, а я повторять дважды не собираюсь. В комнату уже вошел тот, на кого падает взгляд, и я выключаю незнакомку из поля своего внимания.
На Александре Вормиеве белая рубашка и костюмные брюки. Но ногах итальянские туфли, а на запястье — дорогие часы. Он гладко причесан, выбрит и его слова, когда он отвечает за меня, звучат так же — причесано и уверенно:
— Рита, оставь Марину Павловну в покое. Не твоего она поля ягода — говорю, если сама не поняла.
— Но, Саша… ты же сам просил.
— Оставь, я сказал!
Однако, как бы уверено с виду не держался Вормиев, лицо у мужчины бледное, скулы натянуты, а пальцы в кистях рук все время играют в напряжении. С чего бы ему так нервничать?
— Стас, где нотариус? — спрашивает мужчина. — Наши планы изменились, действуем сейчас.
Светловолосый тип тоже в комнате и, как по команде, кивает на двери.
— Уже приехал и ждет.
— Отлично. Зови его сюда.
Когда в комнату входит одутловатый человек лет пятидесяти, Вормиев встречает его настороженным кивком, зато тот мгновенно ориентируется, увидев в помещении по крайней мере трех человек со следами драки. Кровь заметна не только на моем лице, у светловолосого здоровяка разбита бровь и скула (именно он отбирает у брюнетки салфетки, чтобы утереться), а на Макара я смотреть не хочу.
— Не переживайте Александр Борисович, я умею быть и слепым, и немым.
— Но не глухим? — Вормиев показывает человеку на место за столом, приглашая сесть, и тот тонко ухмыляется, занимая предложенный хозяином стул.
— Не глухим. Мне по юридическому, так сказать, предписанию не положено.
Меня за стол не приглашают, Макар просто передвигает к нему стул вместе со мной, когда вошедший человек достает из кожаного портфеля бумаги и подает знак Вормиеву:
— Здесь все, как договаривались.
***
Какое-то время все молчат, я тоже не спешу говорить. Хочет или нет, а хозяину дома придется объяснить, какого черта я тут делаю, раз уж он «пригласил» меня к себе в гости.
— Марина Павловна… — наконец, отбив все пальцы о поверхность стола, начинает тот. — Мы все здесь взрослые люди и, надеюсь, дважды повторять не придется. Сейчас вы сделаете то, что вам скажут, и уже завтра сможете уйти отсюда свободным человеком. Или останетесь, если так пожелаете.
Нас за столом сидит четверо: сам Вормиев, вошедший следом за ним юрист, я и еще один незнакомый мужчина, который уже был в комнате. Однако центровая фигура сегодняшнего собрания здесь одна, и кто она, догадаться несложно, судя по тому, как сосредоточенно на мне всеобщее внимание. В том числе и той троицы, которая осталась стоять — двух моих похитителей
