Надбавка за вредность - Вера Эпингер
— Ты уверена, что хочешь мне это рассказывать? — обратилась с вопросом я. — Кирилл Романович сразу же установил границы нашего общения. И интереса с его стороны я особо не замечаю.
— Расскажу. Хуже не будет. Уже ведь проболталась, Кирилл мне и так устроит головомойку за длинный язык. Детка, а какой у тебя опыт общения с противоположным полом?
Я замялась, не зная, что сказать. Надежда расценила мое молчание по — своему.
— Вот и я о том. По тебе видно, что ты настороженная. Женька у меня нерешительным был — пришлось мне самой его цапать, пока тепленький. С Воронцовым хуже. Он боится, Кира. Считает, что проявление симпатии — слабость. А как ты у них в офисе появилась, так он как будто ожил — даже с Женей стал себя более раскованно вести. А то вечно в гости приедет — и как сухарь сидит. А сегодня предложил сам на квадриках до озера доехать. Только вот скажи мне, Кир…
— М?
— Что у вас днем, в «Легионе» было? Он приехал злой, как собака. Огрызался все.
— Да ничего не было, — пожала я плечами.
Неужели ревнует? Хотя если сопоставить факты… фразы в машине, подслушанный разговор в конференц-зале, поведение с Державиным и то, как он представился Александру и выспрашивал его.
— Если говорить не хочешь — не говори. Но я тебя попрошу присмотреться. Подумай хорошо, определись. Не отвергай его, Кира.
— Надь, — вздохнула я. — Так он сам стены воздвиг, а сейчас ведет себя странно. Будто собака на сене.
— На него похоже. Он так и будет делать. До последнего сопротивляться и отказываться принимать очевидные вещи. Он — то тебе нравится?
Я задумалась. Нравится ли? Нравится. По крайней мере, мое тело реагирует на него. Невольно вспомнилась реакция на парфюм начальника. Но окунаться в омут чувств снова я не хотела. Была не готова. А просто получать удовольствие… как-то не вязалось это с моим мировоззрением.
— Он мой начальник и работодатель, — мягко напомнила я. — Это уже повод даже не думать о симпатиях.
— Кира, ты скучная, — рассмеялась Надежда. — Вот скажи мне. Ты хочешь серьезные отношения?
Покачала головой.
— А просто провести время? Насладиться моментом?
Снова нет.
— Я не хочу потом пожалеть. Не хочу лишиться работы и…
— Да, у Кирилла дурная слава. Но я придерживаюсь такой позиции: лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и пожалеть. А дальше решай сама.
— Я подумаю, — только и ответила я.
Возвращались к мужчинам уже в темноте, разгоняемой садовыми фонариками.
— Я, пожалуй, пойду, — вежливо начала я. — Спасибо за приглашение. Я очень благодарна.
— Проводить вас, Кира? — начальник встал с дивана.
Хотела отказаться, но, взглянув на Надежду, все-таки кивнула. Очень пожалею, что дала согласие…
Пошли пешком, через поле. На небе — полная луна и множество звезд, освещающих путь. Одним словом, романтика.
— Кира, так что вы все-таки сказали Державину? — нарушил тишину Воронцов.
— Если у него есть хоть капля чувств ко мне, то он выполнит мою просьбу, — напряженно ответила я.
— Ясно, — и снова ледяной голос.
— Кирилл Романович, вы простите, что я так резко отреагировала хм… на вас. Не ожидала. Вы же воздвигли стены, а сейчас сами их разбираете по кирпичику, ища лазейку.
Когда не видишь лицо собеседника — говорить необычайно легко. И признания вылетают быстро, словно вспорхнувшая с ветки птица.
— Успешно, значит, поговорили о мальчиках? — услышала усмешку.
Не ожидала этого вопроса — запнулась на ровном месте, но сильные руки Кирилла не дали оказаться на траве. Быстро среагировал. Учитывая то, что одежды на мне практически нет, а Воронцов к себе так за талию держит, будто самое драгоценное сокровище, я прониклась. События и эмоции сегодняшнего дня смешались, и я вдруг поняла, что дрожу.
— Вы замерзли? — Кирилл не скрывал беспокойства. — Ночь прохладная.
А сам продолжает крепко обнимать. И что бы я там себе не говорила, мне приятно и уютно. Как будто вновь оказалась за каменной стеной и можно довериться, не ожидая удара в спину. И пусть неудобно — все-таки начальник, но сейчас… есть ли сейчас эта субординация? Воронцов пытался пойти на контакт, а я вскинулась не хуже дворовой пустолайки. Не хочет брехать, а брешет. Потому что вроде как надо. Положено. Потому что думать головой не умеет.
— Нет, — покачала головой, пытаясь навсегда запомнить эти прикосновения. — Кирилл… Романович.
— Кирилл, Кира. Если вы не против, конечно.
— Не против, — улыбнулась. — О мальчиках, да, поговорили. Надежда многое мне рассказала…
— От нее и не следовало иного ожидать. Интересно было бы послушать суть вашего разговора.
Суть? Ну ладно, это он сам напросился. Женская логика — вещь беспощадная и бессмысленная. Лица его не вижу? Не вижу. Находимся вне работы? Вне. А, значит, на одну проблему меньше. И ситуацией воспользоваться можно…
— Суть сводилась к одной простой фразе. Лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и пожалеть.
— Боюсь спрашивать, к чему она вам это насоветовала… Хотя зная, что она несколько запуталась в природе наших отношений, то все сразу же становится понятно.
— А запуталась ли? — вдруг вырвалось у меня, и я прикрыла ладошкой рот. Что за бред я несу?
— Кира, — мягко произнес начальник, и прижался ко мне со спины, сильнее притягивая к себе и словно боясь отпустить. — Я глубоко пожалею о том, что собираюсь сделать. Но ночь хорошая, не правда ли?
— Хорошая, — словно эхо отозвалась я.
Дыхание Воронцова огнем опалило шею, и коснувшиеся шеи нежные губы вызвали новую дрожь. Чуть откинула голову, позволяя себе на краткий миг почувствовать всю гамму чувств, проснувшихся от близости мужчины. Кирилл провел языком по коже и тут же прикусил ее, заставив выдохнуть едва слышный стон. Что он творит? И главное, почему я не сопротивляюсь?
А его пальцы тем делом пробежались по талии, словно по струнам. Мгновение — и Воронцов повернул меня к себе.
— Кира, что ты со мной делаешь?
Собралась ответить, но не успела. Его руки вновь оказались на талии, словно поймав меня в ловушку. А не могу пошевелиться и потому смотрю в его темные глаза, в лунном свете кажущиеся какими — то незнакомыми, чужими и крайне притягательными. И мне не страшно, потому что я понимаю, что это всего лишь дымка. Кратчайший момент… помутнение рассудка, и стоит подняться над горизонтом солнцу, как все это останется в прошлом и
