Во всем виновата текила (ЛП) - Фиона Коул
― Эй, тебе лучше не заниматься ничем подобным с кем-то другим, ― притворно отчитал я.
― Ты определенно исключение, ― пообещала она.
― Отлично. ― Я чмокнул ее в губы. ― Когда станешь известной художницей, найдешь время, чтобы рисовать меня, как одну из французских девушек? ― спросил я с придыханием, изображая женственный голос (прим. пер.: Французская девушка ― Девушка, с недостатками, (естественна с волосами на теле, курит, пьет и т.д) независимо от ее национальности).
Она рассмеялась, сотрясаясь в моих руках, из-за чего было трудно усидеть на месте, но ее улыбка стоила дискомфорта.
― Конечно, я нарисую тебя.
― И не стоит забывать о твоей популярности в Instagram, ― добавил я.
Она застонала и закатила глаза.
― Как я уже говорила ранее, это было импульсивное желание и основано исключительно на моем тщеславии задокументировать свои путешествия
― Ну, я рад, что ты это сделала. Я провел очень много ночей, изучая твою страницу.
― Серьезно?
― Да, хотя меня беспокоит то, что ты часто оголяешься в лесу. Мне интересно, кто делает эти фотографии? ― Я никогда не смотрел на голую спину так долго, как на ее. У нее была целая коллекция снимков, в лагунах, на пляже, на краю утеса ― все с оголенной спиной.
― Что я могу сказать? Это своего рода освобождение. И в эти моменты никого нет, кроме меня и фотоаппарата.
― Хвала небесам.
― Не знаю, когда я нахожусь здесь, я просто... здесь. Я не беспокоюсь о будущем или о том, что мне необходимо принять правильное решение. Лишь я и тишина
― Могу это понять. ― Я оглядываюсь вокруг, наслаждаясь тем, что здесь только мы. Она объяснила, что обычно здесь не так тихо, но сейчас для походов не самое идеальное время года. Таким образом, мы находились в уединении. ― Мне нравится тишина с тобой.
― Хорошо. ― Нова погрузила пальцы в воду, шевеля ими, прежде чем снова вытащить их и провести по моей переносице и бровям. ― Как дела у твоего папы?
― Хорошо, ― расслабленно ответил я. Закрыв глаза, я хотел ощущать на себе ее вес, наслаждаясь нежными поглаживаниями ― едва ощутимыми и успокаивающими. ― Как твоя мама?
― Хорошо. Мы не очень часто общаемся. Особенно сейчас, когда я решила идти к своей цели.
― Из-за этого она не хочет с тобой общаться?
― Она потратила так много времени на то, чтобы я работала в офисе, а вместо этого я бегаю в одиночку по лесам. В общем, ее худший кошмар. Но вместо того, чтобы выслушать меня и понять, чего я хочу, она позволяет разногласиям и недомолвкам разлучать нас.
Наш разговор был похож на заполнение опросника, мы словно ставили галочки в квадратиках, отвечая на основные вопросы, чтобы наверстать упущенное. Мы разговаривали уже некоторое время, но в основном все темы были поверхностными или касались только нас и настоящего. Разговор о родителях приближал нас к прошлому, но поскольку она первой заговорила о моем отце ― неважно, что это был обычный, светский вопрос, ― она словно приоткрыла дверь для большего.
― Знаешь, я так и не понял, что между ними произошло.
― Твой отец не сказал тебе?
― Нет, и раз он не поднимал эту тему, то и я не стал. Однажды я попытался поговорить с ним об этом, но он быстро перевел разговор в другое русло, и я последовал его примеру.
― Оу. ― Ее пальцы на мгновение замерли, но затем возобновили свои движения в моих волосах. ― Перед расставанием они очень часто спорили. Думаю, твой отец пытался скрыть это от тебя, чтобы ты мог сосредоточиться на своей мечте.
― А почему ты мне ничего не рассказывала?
― По той же причине. Ты был далеко и ничего не мог изменить.
― Они и раньше часто спорили и справлялись.
Когда тишина затянулась, я приоткрыл глаза и посмотрел на ее нахмуренные брови и сжатые губы, такое ощущение, что она раздумывала над тем, что сказать дальше. Я не подталкивал ее, просто поглаживал большими пальцами ее бедра под водой и ждал, снова наслаждаясь чувственным прикосновением ее пальцев к моей шее.
― После... всего произошедшего, думаю, напряжение возросло, и они снова начали спорить. Знаю, что из-за случившегося мама была в стрессовом состоянии. Твой папа беспокоился обо мне и не знал, что делать. Мне... было нелегко.
― В твои обязанности не входило облегчать кому-то жизнь.
― В любом случае. Не особо помогало то, что я закрылась и не обращала внимания на окружающих. Я могла бы поговорить с ними.
Я нежно поцеловал ее в губы.
― Ты не должна была им ничего объяснять.
― Знаю, и с мамой было нелегко разговаривать. После того, как я вернулась домой из больницы, она слетела с катушек. Складывалось впечатление, что все годы, которые она не тратила на чрезмерную опеку, были втиснуты в эти первые несколько месяцев, и она превратилась в наседку. Казалось, что единственное, в чем она себя обвиняла, ― это в том, что дала мне слишком много свободы.
― Да. Знаю, она винила меня в том, что случилось, но меня не было рядом, чтобы она могла выместить злобу. Так что, уверен, в остальном все было не лучше.
Она отстранилась, морщины между ее бровями углубились.
― Что? Как ты узнал, что она обвиняла тебя?
Мое замешательство отражало ее замешательство, и на мгновение я задумался о том, что ее мама не рассказывала ей о моем визите. И зачем ей это, если все, чего она хотела, это держать меня как можно дальше от нее?
― Я искал тебя.
Нова перестала поглаживать мою шевелюру, скользнула ладонями к моим плечам, отстраняясь.
― Что? ― снова спросила она едва слышным шепотом.
На этот раз в ее словах не было замешательства, только недоверие.
― Конечно же, я искал тебя, Нова. ― Она думала, что я просто сдался? Да, я был занят, но не хотел бросать ее. Даже несмотря на то, что она бросила меня, не дав шанса. ― Когда ты перестала отвечать на мои звонки, а потом позвонил отец и сказал, что они развелись, я вернулся. Но тебя и
