Няня для дочки миллионера - Анастасия Соловьева
Я смотрю в глазок — и моё сердце пропускает удар. Владимир здесь. Откуда он знает адрес Лары? Зачем он вновь меня тревожит? Я точно не сплю? Щипаю себя за запястье, но картинка остаётся прежней.
В кармане вибрирует телефон. Это Владимир. Он решил по всем фронтам меня атаковать?
Делаю глубокий вдох и открываю дверь.
— Давно не виделись, — усмехаюсь я. Держу лицо, чтобы не свихнуться от фантастичности происходящего.
— Мы можем поговорить? — тихо спрашивает Владимир.
— Да. Только на улице. Я выйду через пару минут.
И захлопываю дверь прямо перед его лицом! Смешок вырывается наружу, я прислоняюсь к стене и сдавленно хихикаю. Не знаю, что на меня находит, видимо, смешинку проглотила. Суровый и жёсткий сноб Владимир приехал в убогий спальный район, чтобы со мной поговорить.
— Лёв, я выйду на улицу, — предупреждаю племянника.
Хватаю тёплую кофту, провожу расчёской по волосам, обуваюсь. Кипящая энергия течёт по венам, сердце разбухает до гигантских масштабов. Я знаю, что Владимир ни за что на свете не приехал бы сюда без важной причины. Мог позвонить в конце концов. Неужели это оно? Честный разговор по душам, которого я ждала ещё три недели назад, а вместо этого услышала бессердечную фразу «Между нами только секс»?
Владимир ждёт меня возле подъезда.
— Думал, ты не спустишься, — негромко произносит он.
— Потому что я дверь перед твоим носом захлопнула?
— Потому что я поступил, как последний козёл. И очень сильно тебя обидел, — неожиданно говорит Владимир.
— Козёл — это ещё мягко сказано, — чудом нахожусь я с ответом.
Меня обжигает концентрированной радостью, сердце, будто ошалевшее, вырывается из груди, за его гулом я собственных мыслей не слышу. Он сказал, он это сказал! Признал свою вину. Я не ошиблась в нём. Чувствовала, что он лжёт, что между нами не обычный секс, а нечто большее.
— Может, сядем в машину? На улице холодно, не хочу, чтобы ты замёрзла, — предлагает Владимир.
Я вглядываюсь в его лицо. Оно не кажется холодным или безэмоциональным. Владимир не скрывается за маской, что ему несвойственно. Он был открытым в ту волшебную неделю, которую мы провели вдвоём. А в день нашего расставания он вёл себя грубо, не смотрел мне в глаза и придерживался дистанции. Я тогда очень испугалась. Когда любимый человек закрывается от тебя — это больно и страшно.
— Нет, я не хочу в машину.
«Потому что я не готова находиться с тобой в замкнутом пространстве! Я не хочу вдыхать аромат твоего парфюма, не хочу, чтобы нас разделяли считанные сантиметры. Это будет слишком жестоко», — добавляю я мысленно.
— Хорошо, — Владимир снимает с себя куртку и без спроса накидывает её мне на плечи.
— Не нужно, — отталкиваю его.
— У тебя зубы стучат. Не геройствуй.
Да они от волнения стучат! Балбес ты, Владимир, ничего в девушках не смыслишь. Но приятно, что ты обо мне заботишься.
— Я не мерзлячка, — бурчу, а сама куртку пальцами сжимаю и запах любимый чувствую. Боже, как сильно мне его не хватало!
— Прости меня.
Я дар речи теряю. Волна эмоций захлёстывает с головой, пальцы дрожат. Я часто моргаю, отворачиваюсь, чтобы он не увидел мою слабость.
— За что конкретно ты просишь прощения? Ты много раз косячил, — мой голос звучит ровно, что удивительно в этой ситуации.
— Я не должен был тебя прогонять. Я… испугался того, насколько между нами всё идеально складывается. Прошлый опыт твердил мне, что так легко не бывает. Всегда есть подводные камни.
— И какие же у нас были подводные камни?
— У тебя никаких, — говорит он с улыбкой, а потом вновь серьёзнеет. — Дело во мне. Я не привык доверять людям. Не привык выражать свои эмоции, делиться с кем-то теплом, разговаривать по душам. Иными словами — я не привык быть уязвимым. А ты меня таким сделала. И когда я это осознал, то испугался.
Я верю ему, сердцем знаю, что Владимир честен со мной.
— Почему ты ничего не сказал? Зачем было прогонять?
— Тяжело о таком говорить, Вик. Я будто с кровью из себя эти слова выдираю.
— Бедняжка, — произношу с сарказмом. Обида и боль никуда не делись, сейчас они вновь расправили крылья. Я смотрю на Владимира и вспоминаю, каким чёрствым он был три недели назад. Не хочу это помнить, но оно само собой получается!
— Я понимаю, что тебе больно…
— Да ничего ты не понимаешь! Я тебе поверила, я в тебя… — запинаюсь. Нет, признаний в любви он не дождётся. — Я чувствовала тебя, я думала, что знаю тебя, я полностью перед тобой открылась, а ты всё это растоптал несколькими фразами! И потом не позвонил, не извинился, вообще обо мне забыл. Почему вспомнил именно сейчас? Что изменилось?
— Мне нужно было время. Я собирался с тобой поговорить, как только вернусь из путешествия.
— Мы виделись пару дней назад, возле школы, и ты ничего мне не сказал… — всхлипываю, эмоции душат изнутри.
— Я спешил забрать Ксюшу. Это был неподходящий момент для серьёзного разговора.
— Неподходящий для тебя, — замечаю с горечь. — Я бы с удовольствием тебя выслушала. Но ты заботишься только о своём комфорте!
— Вик, это неправда, — он хочет ко мне прикоснуться, но я дёргаюсь, не позволяю. — Прости. Я часто говорю не то и не так. Но ты мне очень дорога, и я сожалею о том, что выгнал тебя. Я хочу исправить ситуацию.
— Как? Снова работать у тебя няней, а по ночам согревать твою постель? Спасибо, как-то не хочется.
