Потому что (не) люблю (СИ) - Андриевская Стася

Теперь я уже знала, кому чуть не раскроила поленом голову. Кто чуть не погиб в горящей избе, и кто такой доктор Данилов. Я сходила с ума, понимая, как глубока теперь бездна между нами, скучала по нему так отчаянно… Но не получала от Айболита ответов на свои вопросы: Что думал обо всём этом сам Данила? Как относился к моей беременности? Почему исчез и больше не появился в клинике?

— Думаю, будет лучше, если все эти вопросы вы зададите ему самому, — говорил Айболит. — Но для этого вам нужно окончательно стабилизироваться и взять за правило периодически работать с психологом в дальнейшем.

Поначалу, споры на тему того, можно ли мне уже связываться с родными или разумнее повременить возникали у нас с Айболитом почти каждый день, но вскоре я поняла, что это вовсе и не споры, а лишь бесконечное оттягивание резины, и несмотря на мои настоятельные просьбы, он просто не собирается давать мне возможность связаться с родными. Из чего я сделала вывод, что, похоже, нахожусь не просто в клинике, а в каком-то специализированном учреждении.

Неужели психушка? Тогда как я сюда попала — неужели Данила?.. Это заставляло смиряться. Человек, который едва не погиб от моей руки имел право и разозлиться, и обидеться, и даже изолировать меня от себя и от общества, чего уж там. И я брала себя в руки, перебарывала нетерпение и ещё усерднее работала со специалистами. Чтобы однажды вернуться, и поговорить об этом уже с самим Данилой.

Мне казалось, что я взрослею. Пересматривались ценности, перепрошивались прежние установки. Стало окончательно понятно, что отныне наши с Данилой жизни вполне могут пойти разными курсами… и это нормально. Да, мне отчаянно не хотелось этого, сейчас я любила и ценила своего Железяку в сотни раз сильнее, чем раньше, но истерика от вероятности потерять его, как ни странно, не накрывала. Не возникало желания топнуть ножкой и надуть губы, приковать его к себе жалостью, подавить и заставить чувствовать себя виноватым в моих проблемах.

Стало вдруг очевидно, что каждый из нас имеет право быть счастливым, и никто не обязан тащить на себе душевный груз другого. Это когда есть искреннее личное желание быть вместе и в горести, и в радости — тогда и ноша в радость, но из-под палки… Нет. И Данила не обязан бесконечно нянчиться со мной только потому, что когда-то любил меня и у нас был сын. Не обязан принимать меня теперь, после всего что случилось, даже если бы девочки оказались его кровными дочками.

Впрочем, зачем надумывать несуществующие проблемы? Нужно разговаривать.

А всё-таки мысли снова и снова возвращались к нашему с ним будущему. Воображение не могло нарисовать картинку, где я дальше без него. Можно ведь многое понять и принять… но учиться жить всё равно придётся заново.

*** *** ***

В тот раз очнулся от того, что кто-то шарит по моим карманам. Открыл глаза и спугнул этим какую-то шпану…

Парк, скамейка. Где я — понятия не имею. Голова дурная, как с похмелья, карманы пустые — ни денег, ни мобилы, ни документов. Только что-то типа визитки — «ТК Сокол» и написанный на ней от руки четырёхзначный номер.

Оказалось, что я в Нижнем Новгороде. Пи@ец. Как сюда попал — вопрос дурацкий и бесполезный. Гораздо важнее, что визитка эта — местной транспортной компании, пункт которой расположился совсем рядом от места, где я очнулся.

В пункте оказалось, что четыре цифры — это номер ячейки хранения, из которой после того, как я сообщил запрошенный, совершенно дурацкий пароль — дату рождения и имя-отчество доктора Данилова — мне выдали коробку, в которой я нашёл и свои документы, и кошелёк с мобильником.

Сработано было красиво и грамотно — меня и бомжи не обобрали, и имущество смог получить без паспорта. Вот только я по-прежнему не знал где сейчас Маринка. И то, что сам я «уезжал» из Москвы, а очнулся в Новгороде вовсе не значило, что перед этим не провёл почти месяц где-нибудь под Питером, например…

Тестю сообщать не стал. Зачем? Дураку понятно, что пока ОНИ сами не решат выпустить Маринку, любые попытки искать напрасны. Или ещё хуже — вредны для самой Маринки.

Правильно напророчил тогда Айболит — сначала я буду молчать от безысходности, а потом из благодарности. Так вот, безысходность происходила прямо сейчас. Оставалось надеяться, что будущая благодарность — это за то, что Маринка вернётся.

Впервые с того момента, как разнёс к чертям гостиную, вернулся в дом, и уже через неделю в нём закипел капитальный ремонт. Я суетился, подгонял работы. Мне казалось, Маринка нагрянет в любой момент, а у меня ни черта не готово… Но её всё не было.

Разные мысли лезли в голову, от самых чёрных вроде гибели в родах, до банальных — она просто не захотела ко мне вернуться. А может, так и не вспомнила куда именно…

Раздирало от всего этого. Но что я мог? Только ждать. И кто бы знал, как это окажется тяжело!

Эта тяжесть, на фоне отголосков заумных бесед с Айболитом, завела меня в кабинет психолога. Одного, другого… на четвёртом, почувствовав, что это наконец-то мой человек, я остановился.

И спустя три месяца уже знал много интересного о наших с Маринкой ролевых играх. Бесконечная карусель: жертва-преследователь-спасатель… Мы игрались в это с такой самоотдачей, что давно уже стёрли все границы, находясь одномоментно во всех трёх ипостасях. Но главным открытием для меня стало то, что я настолько любил «спасать» свою золотую королевну, что сам же и загонял её в жертвенность. Мне нравилось, что она нуждается во мне, нравилось быть для неё всем сразу — и отцом, и любовником, и начальником, и другом. Ради этого я потакал её капризам, не давая возможности расти, боясь потерять её, если она, вдруг, станет самостоятельной…

А доигрался лишь до того, что она нашла себе другого спасателя в тот момент, когда я тупо не справился. Подвёл. Разочаровал. Свалился с её пьедестала.

Понимать это было горько, одолевала сопротивуха, но я шёл дальше, закапываясь в первопричины, и неожиданно находя их в извечном «отцы и дети» Отец не справился в своё время с моей матерью, и я почему-то решил, что должен это исправить своим примером. И если мать моя была слишком самостоятельной, и сама решала с кем и когда ей быть, то я решил, что это и есть основная проблема, и культивировал в Маринке вечную маленькую девочку — беззащитную капризульку, с которой умел справляться только я. Рыцарь в сияющих доспехах, твою мать…

А ведь она другая. Она глубокая, отзывчивая. Понимающая. Она как целебный элексир на мои пацанячьи раны, и на самом деле спасателем была она, а я в ней просто нуждался — отчаянно и ненасытно. В её доверчивости, слабости и беспомощности. Она была моим катализатором роста и золотом высшей пробы за битву с самим собой. И это я, переняв её из рук тестя мечтательной юницей, так и не дал ей стать взрослой, самодостаточной женщиной. И даже сейчас я занимаюсь тем, что планирую, как и где она будет жить, когда вернётся. Чем будет заниматься. Как именно я буду её возвращать…

Но что, если она этого уже просто не захочет? Должен ли я придерживаться прежней тактики или… Или нужно отпустить?

Смириться с этим было трудно, особенно учитывая, что дети вполне могут оказаться моими. Но если Маринка захочет уйти… Она вольна. Без обид и истерик с моей стороны. Просто будем говорить по-взрослому, решать исходя из блага и потребностей детей.

Только бы она уже вернулась. Только бы вспомнила куда.

Глава 23

Ближе к середине октября мне позвонил тесть, и я сразу понял: свершилось!

— Марина вышла на связь, — сообщил он и как-то натянуто замолчал. С одной стороны, молчание понятно — для него её появление тоже было долгожданным событием, с той лишь разницей, что он-то до сих пор склонялся к тому, что она действительно сбежала с любовником. Но молчание затягивалось, и в нём сквозила какая-то нетипичная для тестя растерянность. — Она говорит, что родила двойню. Мы с Оксаной немного в шоке, не знаем, что и думать…

И я почувствовал такую лёгкость… Она жива, здорова и снова стала мамой! И она всё вспомнила!