Ирина Степановская - На скамейке возле Нотр-Дам
Как там сейчас девчонки?
Она решила, что как бы ни был опять недоволен Дюпон, она все равно вырвется в аэропорт нас провожать. О Валерии же она не забывала весь день. Но что менялось от того, помнила она или нет. Конечно, он сейчас был в Москве. Маша разбинтовала на ночь ногу, вздохнула. «Хорошо хоть, что Танька мне помогла с уборкой», – подумала она и легко заснула.
* * *День отъезда, как я и предполагала, прошел в глупых хлопотах. Утром на тумбочке меня ожидали три дивных лимона. Это Ленка вчера, после того как мы с ней расстались, ходила, как она выразилась, «попрощаться» с аркой Сен-Дени. Оказалось, что дальше, за аркой, на улице есть огромное количество недорогих продуктовых лавок. Ящики с фруктами и овощами стоят там прямо на земле у входов в магазинчики. Выходцы из Африки пробивают чеки длинными ровными пальцами и немного понимают по-русски. Ей также хотелось посмотреть на французских проституток, но она никого не нашла – то ли они стояли где-то в боковых улочках, то ли запись у них была по телефону, как к стоматологам.
– А кто тебе сказал, что там нужно искать французских проституток? – поинтересовалась я.
– Да просто слышала, – ответила она уклончиво.
Потом мы с ней все-таки позавтракали – не так аппетитно, как я завтракала одна накануне, но тем не менее чтобы хватило до Москвы. Седая негритянка опять с неизменной приветливостью подавала нам кофе.
Потом мы затащили в камеру хранения сумки – наш самолет был вечером, и в наш номер уже вселялись другие люди. Ленка побежала купить домой последние сувениры, я же просто вышла побродить без всякой цели.
Я решила пройтись по Большим бульварам. И странно – я не испытывала больше восхищения Парижем. Более того, он меня тяготил. Мне было нисколько не жалко расстаться с ним (вот ведь какова человеческая неблагодарность!).
Мне хотелось как можно скорее вернуться домой и что-нибудь предпринять в своем положении. Мне было странно, что в моем теле – совершенно пока не изменившемся с виду – происходит развитие новой, чужой, не нужной мне жизни, и я испытывала отвращение к этому новому своему состоянию.
Я не заметила, как дошла до универмага «Au Primtemps». От нечего делать вползла в стеклянные двери. Девушки, с которой я перемигивалась несколько дней назад, сегодня не было. Плакат с красавицей в таком же пальто, как у меня, сменили. Я сосчитала оставшиеся у меня деньги. Ради приличия нужно было хоть что-нибудь привезти матери и отцу. Я купила губную помаду от Шанель (что еще привезти из Парижа, как не что-нибудь от Шанель) и недорогую парфюмерную воду какой-то неизвестной мне марки для отца. (При ближайшем потом рассмотрении она оказалась испанского происхождения.) Нужно было идти назад, чтобы не опоздать на автобус. Но я все-таки зачем-то захотела подняться наверх – в тот отдел, где мы были когда-то с моим возлюбленным. Я его нашла – но уже ничего не екнуло в моем сердце. Противная тошнота опять заставила меня искать туалет.
«Какая гадость и какая странность!» – думала я, умывая лицо перед раковиной. То, что с ним воспринималось бы мной как счастье, теперь вопринимается как досадное, неприятное и даже отвратительное происшествие, с которым нужно как можно скорее покончить… И тут странная мысль пришла мне в голову: «Неужели это ОН мстит мне за мою измену?» Я подняла голову от струи воды и внимательно посмотрела на себя в зеркало. Ноги и руки у меня мерзли, будто во время простуды, а щеки горели. Что же, я всегда буду носить на себе эту проклятую печать неудачной любви? Я попила холодной воды из-под крана. Хорошо, что в туалете кроме меня других посетительниц не было.
– Это не совпадение, – бормотала я.
Это расплата за твои выдумки, шептал возвратившийся невесть откуда страх. Придумала тоже – поехать в Париж. Побродить по местам, воскресить любовь… Вот и получила «воскрешение»!
И тут меня будто осенило. Воскрешение! Так ведь действительно все получилось так, как я хотела! Только вместо одной жизни во мне воскресла другая. Какая разница, от кого появилась новая жизнь? Я хотела, чтобы ОН принадлежал мне безраздельно? Ну, так теперь мне будет принадлежать другой человек. И я уверена, что этот новый человек уж точно будет меня любить. Я подняла голову к маленькому окну общественного туалета. По кусочку неба плыли низкие, осенние уже облака. Я послала в небо воздушный поцелуй и вышла наружу.
* * *Автобус пришел за нами вовремя. Тот же молодой человек, что нас встречал, отметил наши фамилии в списке, но нас не узнал. (Мари, привлекшей в день приезда его внимание, теперь с нами не было, а мы с Ленкой его и в прошлый раз не интересовали. Да и сколько лиц проходит перед ним каждый день во время заезда русских туристов!) Но в связи с его невниманием к нам я вспомнила о Маше и спросила Лену:
– А ты попрощалась со своей тетей?
Лена замялась, но все-таки честно ответила:
– Нет…
Я не стала спрашивать ее почему. Я только сказала, что Мари уделила нам много внимания, мы просто обязаны ее поблагодарить.
– Вот и позвони! – Лена протянула мне телефон.
Я отказалась:
– Звонить должна ты. Маша ведь, в конце концов, твоя тетя. А я с ней уже попрощалась.
Лицо у Лены вдруг стало холодным и замкнутым. Она сказала мне с детским упрямством:
– Не хочу я звонить! – И вдобавок посмотрела на меня исподлобья: – Она ведь нам тоже не позвонила!
Я только укоризненно покачала головой. Автобус давно уже покинул Большие бульвары. Он мчался в Руасси – в аэропорт Шарля де Голля. И мне вдруг стало опять невыносимо жаль, что теперь вот уже действительно закончилась моя такая странная, такая необычная неделя в Париже и мне приходится, скорей всего, навсегда покинуть этот необыкновенный, этот прекрасный город, давший мне освобождение и надежду.
В аэропорту нас, как стадо баранов, поставили в очередь перед стойкой регистрации на рейс. Но регистрация не начиналась. Я отправила Лену выяснить, в чем дело. Вернулась она озадаченная и расстроенная.
– Ну что?
– Рейс задерживается из-за «неприбытия самолета».
– Надолго?
– Кто же его знает.
Чтобы не стоять в очереди, мы взяли сумки и приготовились занять позицию поудобнее где-нибудь в уголке, как вдруг Ленка сделала такое движение, будто хотела спрятаться за меня, глаза ее сощурились, и в них забегали злые огоньки:
– Вон она! Все-таки явилась!
Я оглянулась в ту сторону, куда она смотрела. По длинному залу аэропорта почти бежала Маша, прижимая к груди какой-то фирменно упакованный сверток. Светлые волосы ее растрепались, но, несмотря на весь ее торопливый, совсем не прежний элегантный вид, она, в своем серо-голубом костюме и светлом плаще, опять приковывала взгляды людей.
