Файона Гибсон - Одиночество вдвоем
— Что на самом деле произошло с Дейлом?
Она пожала плечами.
— Хотел, чтобы я ухаживала за ним, готовила ему и все такое. Как-то протянул мне свою грязную тарелку. Я сказала: «Я что, твоя мать?» После чего он странно посмотрел на меня.
Она бросила пару шлепанцев в открытый ящик. Гостиная выглядела так, словно она только что въехала или готовится спешно уехать. Картонные коробки валялись в углу, частично заполненные зубчатыми абажурами и неидентифицируемой одеждой. В одной коробке находилась коллекция блюд и асимметричные шляпы.
— Что это такое? — спросила я.
— На благотворительные цели. Освобождаю место, надоел бардак.
И вот так она встречает Новый год? Упаковывая вещи в ящики? Ее волосы неуклюже топорщились, а шея казалась длиннее и тоньше прежнего. Вид у нее был какой-то измученный. Она нервно села на диван, словно он был усыпан битым стеклом.
— Ты вчера вечером ходила куда-нибудь, на вечеринку например? — спросила я.
Она с удивлением посмотрела на меня.
— На тебе классный свитер.
Я взглянула на него. Один рукав был заляпан апельсиновой рвотой.
— Это не мой свитер, а…
— Я видела Джонатана, — произнесла она. Было непонятно, встретила она его случайно или… — Он звонил мне. Первый раз мне показалось это странным. Он всегда был…
— Он не знал, как к тебе относиться.
— Потом он стал звонить регулярно. Спрашивал о тебе, о Бене, о делах, хотя я мало что могла сказать ему.
Меня занимало только одно: что дать Бену на обед, не завалялась ли у нее еще засохшая булочка?
— Он нуждался в друге, — сказала она.
— Конечно, нуждался.
— Он попросил меня прийти на похороны.
— Прекрасно! — выпалила я с сарказмом.
— Мне жаль, Нина, но он не хочет, чтобы ты там была.
— Да, мне это известно. Он ясно дал это понять.
На поцарапанном кофейном столике лежала кипа нераспечатанных конвертов, возможно, с рождественскими открытками. Я стала складывать их, выравнивая углы, в ровную стопку.
— В таком случае зачем ты приехала?
— Я думала, что нужна ему.
Констанс нашла свой последний приют в раскинувшемся некрополе с дорожками из серого гравия среди рядов захоронений. Я различила Бет, которая придерживала одной рукой свою темно-синюю соломенную шляпу, чтобы ее не сдуло. Она сменила рюкзак в форме зайца на черную дамскую сумочку. Мэтью был одет в черный деловой костюм, и взгляд его был устремлен на гравий. Рубашка цвета банана ярким пятном выделялась на черном костюме Билли. Он курил и разглядывал плиты как достопримечательности.
Я стояла в каменной нише, среди обрывков упаковок от свежей рыбы с чипсами и видела Элайзу в ее черной узкой юбке и жакете, окантованном мехом или, может быть, перьями. У нее были голые ноги и неуклюжие туфли на высоких каблуках, которые вынуждали ее раскачиваться, как при медитации. Джонатан стоял со сложенными вместе руками, словно молился, а может быть, хотел просто согреться. Как только все было кончено, Элайза обняла его, как сделал бы любимый друг.
Квартира Джонатана напоминала гостиничный номер, где отсутствовало прикрепленное на двери предупреждение с описанием эвакуации во время пожара. Он был полностью поглощен своими заусенцами.
Я явилась, предварительно не позвонив. Джонатан прижал Бена к себе, но на меня даже не посмотрел.
— Итак, как мы будем улаживать дела? Если ты упорствуешь, можешь оставаться здесь. Пока мы не решим, что делать дальше, я буду у Билли.
— Тебе не надо делать это, мы отлично устроимся у Элайзы.
Он метнул на меня пронзительный взгляд. Бен стоял у дивана, и его обутые в войлочные ботинки ноги разъезжались на полированном полу. И часу не прошло, как после моего присутствия диванные подушки пришли в беспорядок и смачно запахло собачьим дерьмом. Я чувствовала себя здесь лишней.
Джонатан схватил Бена за руку, уговаривая его пойти, но тот растерялся, не зная, то ли отпустить руку взрослого человека, то ли диван. От досады он заплакал и потянулся ко мне, упал и ударился головой о паркет.
Джонатан его поднял, вытер ему слезы, однако Бен успокоился только у меня на руках.
Элайза ушла на распродажу, оставив меня убирать опасные предметы и создавать приемлемую для ребенка обстановку. Позвонил Кристоф и сказал, что родители целы и невредимы, хотя они попали в небольшую аварию: мол, мама в машине уснула и ей приснилось, что они едут против движения по дороге с односторонним движением; она так громко вскрикнула, что отец влетел в деревянный курятник.
Я была рада отсутствию Элайзы. Мне не хотелось рассказывать о Кристофе.
— Что сказала мама о нашем возвращении в Лондон? — спросила я у Кристофа.
— Сказала, что тебя всегда куда-то носит. Жаловалась, что ты взяла ее любимое одеяло. У нее что, плохая память. Она не может запомнить мое имя. Зовет меня мастером. Говорит: «Мастер сделает это». Она сказала мне почистить дымоход и просила принести длинную щетку.
— Не слушай ее.
— Еще она хочет, чтобы я нашел в Шатийоне какую-то пилюлю для лба…
— Просто у нее мозг заблокирован.
— Истощен?
— Заблокирован, — ответила я.
Я выгрузила из ванны Элайзы влажные фланелевые тряпки и щеточку для ногтей, вымазанную каким-то липким месивом. Понадобилась уйма времени, пока набралась вода, так что я успела в деталях изучить ее ванную комнату. В ней повсюду валялись пустые тюбики и баночки без крышек. Несмотря на то что ее снабжали потоком разных лосьонов и кремов, она хранила верность крему из масел Мертвого моря. Я заметила запечатанный набор лака для ногтей из Шатийона и прокладки, такие, какие использовала и я.
Использовала.
Я открыла свой несессер и нашла духи янтарного цвета во флаконе из граненого стекла, которые мне подарила Сильви. Вода в ванне была недостаточно теплой. Принять настоящую горячую ванну можно было лишь наполнив ее водой на три дюйма, пока же вода покрывала только бедра.
Я уставилась на прокладки. Как-то мама, стоя ко мне спиной, сказала мне о месячных: «Ты найдешь “СТ” внизу моего гардероба». Я не знала, что это были за «СТ». Это звучало как болезнь.
— Сколько длятся месячные? — спросила я.
— Лет до сорока или пятидесяти. Потом наступает менопауза и увядание.
Я вообразила десятилетия непрерывных кровотечений.
Лежа в ванной, я услышала, как вошла Элайза и бросила хозяйственные сумки на пол.
— Тут все в порядке? — позвала Элайза, просунув голову в дверь. Увидев, что ванная комната открыта, она крикнула: — Бери все, что тебе нужно! — Вскоре она вернулась с чашкой чая, от которого пахло раковиной, и посмотрела на меня, на мой материнский живот, который выглядел так, словно из него выпустили воздух. — Что-то не так?
