Георгий Громов - Наизнанку. Московский роман
Игнатов все также спокойно затягивал сигару, и вновь я почувствовал железный вкус крови во рту.
– Ты знаешь, зачем ты здесь? – начал он.
Я пожал плечами и, нервно смущаясь, ответил:
– Ну, я думал, что здесь девки будут, некая тусовка, хотя я их не люблю.
– Кого? Тусовки или девок?
– Тусоваться, а девок я очень люблю, особенно одну.
Я говорил ему в лоб, что я не по голубой части, и он это прекрасно знал, иначе я бы здесь не находился.
– Ты думал когда-нибудь о будущем своем? О том, что в жизни кто-то нужен, чтоб, например, сложилась твоя карьера, и о том, что без правильных связей сейчас никуда.
Он не смотрел мне в глаза, смотрел в никуда, но также продолжал дымить гаваной.
– У меня пока нет конкретной цели по работе, я просто хочу что-то делать, любить это что-то, получать от этого удовольствие и, безусловно, зарабатывать деньги.
– А ты не думал, что нужен партнер, друг, который будет помогать тебе в твоих начинаниях? И будет проталкивать тебя дальше.
– Вы о себе, что ли, говорите?
– Нет, не о себе, просто говорю.
Пока его голос был ровным и спокойным. Где-то я это уже слышал, знакомые слова.
– Нет, не думал, я не сторонник таких вот связей и такого рода помощи, мне этого не надо, я спокойно живу.
Тут Игнатов стал говорить иначе, я почувствовал напряжение в его голосе.
– Ты же знал прекрасно, куда и зачем едешь?
– Альберт сказал, что вы не по этой теме.
Он слегка улыбнулся.
– Альберт твой – сутенер еще тот, я его помню еще со «Слона» (другой гейский клуб), а начиналась его карьера сутенера с Китай-города, с так называемой плешки. И ты хочешь мне сказать, что никогда этого не знал? Не делай из меня дурака, мальчик.
Я слушал его, но не мог поверить, что Альберт просто продал меня, как шлюху. Он не мог так поступить со мной, он же прекрасно знал, что я натурал, и сам не раз отгораживал меня от голубых в клубе, которых там хватало. Миллионы значков вопросов крутились у меня в голове. Я был растерян.
Неожиданно раздался звонок моего мобильного телефона, я вынул его из кармана и был счастлив, как никогда – почти в пять утра мне позвонила Саша, ее прекрасное имя ярко и нежно высветилось на мониторе мобилки. Я заскочил с крыльца в дом, оставив там Игнатова, быстренько отыскал закуток между бассейном и длинным коридором и с неимоверным волнением открыл флиппер.
– Алло! – сказал я.
– Я соскучилась по тебе, ты куда пропал, почему не звонишь?
А я не звонил ей специально, хотел выдержать паузу, хотел затронуть ее самолюбие, хотел, чтоб сама набрала мне.
– Слушай, я что-то заработался в последнюю неделю, почти каждую ночь выхожу, собирался тебе уже звонить, но ты меня опередила.
На другом конце трубки слышалась музыка.
– А ты где сейчас? – спросил я. – Работаешь сегодня?
– Малыш, мы с девчонками приехали к вам в клуб, а тебя нет, Альберт сказал, что ты был сегодня и уехал, а куда уехал, если не секрет? С девушкой, наверное?
На том конце послышалась нотка волнения.
– Нет, я плохо себя почувствовал и уехал домой, наверное, простудился слегка.
– А я могу приехать к тебе?
Я попал. Почему же то, чего так долго ждешь, приходит в неподходящий момент? Какой на фиг приедешь, когда я впервые в своей жизни на выезде, к тому же за сто километров, да еще к тому же с пидорами. Что она обо мне подумает?
– Солнышко, я буду очень рад, если ты подъедешь, но ко мне мама приехала.
– Вы же с Валерой снимаете, насколько я помню, Валера вернулся? Мама с тобой в кровати будет спать?
– Да нет же, я с Валеркой в большой комнате, а мама в моей в маленькой, и это буквально на несколько дней.
Я плел что мог и что могло влезть в мою глупую башку, я уже ненавидел всех на этом свете, и Альберта, и Игнатова, и особенно себя, но вопрос об оплате квартиры и еде насущной, и об оплате спортзала брал верх, я ненавидел себя, мою ситуацию и этот говенный суровый мир. Как жаль, что сейчас я не в клубе и не могу воспользоваться ситуацией, увидеть Сашу и поделиться с ней накопившимся у меня внутри. Я очень ждал нашей встречи.
– Я поняла. Выздоравливай, позвони, если захочешь, – после чего пошли раздражающие ушную раковину гудки.
Я закрыл флипп трубки, и внутри поселились тоска и обида.
Вернувшись в реальность, я прошел в некогда шумную кухню. К моему удивлению, никого не обнаружил, потом дошел до крыльца, где трепался с Игнатовым, но и там было пусто. Странно, подумал я, куда же все делись? Немного побродив по пустому дому, я наткнулся на лестницу, ведущую на второй этаж. Хотя с улицы кажется, что дом одноэтажный. Я медленно пошел наверх, мне просто было интересно, куда все исчезли. Я хотел уже поскорее убраться отсюда, и деньги мне уже были не нужны.
Второй этаж представлял собой более романтическое место: огромная, шикарная спальня располагала к крепкому и долгому сну. Но не для меня, а точнее не для нас, танцоров. Картина, представшая моим удивленным глазам, вызвала приступ тошноты. На белоснежных простынях изгалялись два мужских тела. Игнатов с несдерживаемым желанием входил сзади в обезумевшего Игоря, большие глаза которого ничего не выражали, кроме досады и боли. Они не могли меня увидеть, я стоял в темноте и наблюдал в слегка приоткрытую дверь. Бледное и худое тело Игнатова импульсивно двигалось. Интересно, о чем сейчас думал Игорь, его мускулистое загорелое тело играло мышцами, как на пляжном волейболе. Только вместо яркого солнца светила огромная венецианского стекла люстра. Происходящее на кровати напоминало мне один голливудский фильм, я смотрел его не так давно – «Американская история икс» с талантливым актером Эдвардом Нортоном. Одним из самых сильных и запоминающихся моментов в картине было изнасилование главного героя, которого играл сам Нортон, в душевой тюрьмы.
Я был в шоке, но что делать в такой ситуации? Куда убегать? Как? Ведь когда я искал всех, я не увидел припаркованных машин, это значит, водители уехали, и когда приедут неизвестно. С осторожностью я спустился вниз и в шоке прилег на диван. Крутилось все в голове, и Альберт, и Игнатов, и Игорь, и было непонятно, куда подевались Алекс с Толстым. Я обдумывал также, как мне смыться из этого места. И вдруг почувствовал, что меня сейчас вырвет. Я еле успел добежать до сортира, прикрывая рот рукой, чтобы не сделать это на дорогой ковер. Я блевал так, как никогда, из меня вышло все, что я съел за день и ночь. Я смыл за собой, подошел к раковине и умылся. Потом взглянул на себя в зеркало и никого там не увидел, кроме неудачника и долбоеба. Я смотрел на себя и чувствовал, что умираю. Вдруг почти изо всех сил стукнулся головой об зеркало, увы, оно выдержало, а моя голова чуть не отлетела к тому самому унитазу, где я блевал несколько минут назад.
