Арина Холина - Настольная книга сердцеедки
— Нервничаешь? — поинтересовалась Даша.
— Да я сейчас просто описаюсь… — призналась та.
Пентаграмма тем временем шевелилась и была похожа на флюгер, который теребит слабый ветерок: то немного вправо повернет, то чуть влево…
Наконец пентаграмма словно нашла свое место — с легким щелчком, после которого посыпались искры, закрепилась, и из нее потянулись тонкие ручейки огня — в сторону карты реальности и в сторону карты вероятного. Ручейки света побежали по линиям судьбы и дошли до начальных и конечных точек, после чего вспыхнули и будто застыли, превратившись в некое подобие золотой проволоки.
— Все! — воскликнула Даша. — Дело сделано!
Она обернулась к Авроре, а та посмотрела на нее с торжеством во взгляде, кивнула и рухнула в обморок.
Очнулась Аврора в ванне — все вокруг было мокрое и холодное.
— А-а-а! — Она подскочила и выпрыгнула из ванны, но поскользнулась, зацепилась ногой за борт и чудом не рухнула головой в стену.
— Что… — задыхалась она, срывая одежду, с которой на пол стекала ледяная вода, — что случилось? — Она помахала мокрой майкой перед носом у Даши, которая с виноватым видом жалась в углу.
— Я тебя хлопала по щекам, а ты все не приходила в себя, — пояснила Даша и вырвала у Авроры майку. — Штаны я с тебя стянула, а дальше раздевать не стала, я и так с трудом тебя сюда приволокла. Разожралась — поднять невозможно… В общем, пришлось поливать тебя холодной водой…
— Хорошо, хоть не кипятком! — фыркнула Аврора. — Тоже, знаешь, эффективно — окатить человека водой из чайника. Ожоги ведь так бодрят! Донат звонил?
— Да ты всего минут десять тут валялась! Что с тобой произошло?
— Спасибо за вопрос, — кивнула Аврора. — Отвечаю: понятия не имею. Вроде все было хорошо, а потом сердце как будто упало в желудок, и все — провал.
Даша отвела Аврору в комнату, принесла ей сладкого чаю с лимоном, тосты с медом и уставилась на телефон.
— Да что ж он не звонит-то? — вздохнула она.
— Да рано еще — только час, — сказала Аврора. — Еще часа два ждать.
— Я не переживу, — призналась Даша.
— И я, — согласилась Аврора. — Надо было тебе меня из обморока в полтретьего вывести, а то меня от нервов сейчас вырвет.
— Больше нечем — тебя до всего этого уже тошнило, — заметила Даша.
— А может, перекусить? — оживилась Аврора. — Я, наверное, ослабла… — Она с несчастным видом откинулась на подушки, пожаловалась: — Что-то голова кружится…
Даша с неприязнью посмотрела на нее, но все-таки ушла на кухню, откуда вернулась минут через двадцать с яичницей из трех перепелиных яиц, майонезом, в котором виднелись мелко нарезанные соленые огурцы, и остатками мороженого, посыпанного тертой конфетой «Мишка».
— Что это? — поморщилась Аврора.
— Все, что у нас осталось. — Даша пожала плечами.
Аврора с отвращением на лице съела ужин, задвинула тарелку под кровать и поставила «Степфордских жен».
— Обожаю здесь Кидман, — сказала Даша.
— А я — Бетт Мидлер, — ответила Аврора. — И Кидман тоже. И Глен Клоуз. И всех остальных. Обожаю этот фильм.
Когда фильм закончился, Аврора швырнула пульт в телевизор и закричала:
— Я не могу больше существовать с пустым желудком!
— Там еще с прошлой недели остался хлеб для тостов и масло — правда, оно позавчера на подоконнике растаяло, а потом снова в холодильнике замерзло…
— Хочу горячую сытную пищу! — Аврора ударила кулаками по кровати.
— Если еще раз произнесешь слово «пища», я прерву с тобой всяческие отношения, — пригрозила Даша.
— Почему? — удивилась Аврора.
— Потому что «пищу» придумали безграмотные люди, которые не отличают свиней от людей! — заорала Даша. — Вот они пусть и «питаются», а я ем! Надо говорить «еда»!
— А как же книга об этой… вкусной и здоровой? — полюбопытствовала Аврора.
— Ее написали те, кто всю жизнь ел тухлую морковку. То есть пищу, блин! — Даша на самом деле впала в ярость. — Давай, скажи еще мне, что ты не «ешь», а «кушаешь» — и я убью тебя собственными руками!
— Ну что ты, так низко я не опустилась! — расхохоталась Аврора.
— Это такое мещанство! — Даша всплеснула руками. — «Пойдемте кушать — у нас сегодня на обед отличная пища»… Просто ты либо понимаешь, что говоришь, либо сморкаешься в занавеску и произносишь «он мне звонит»…
— Клянусь, никогда больше даже не подумаю о еде как о пище, — улыбнулась Аврора. — Кстати, может, пиццу закажем? Раз уж мы все равно не любим ничего вкусного и здорового, особенно… ты-знаешь-что…
— Тогда уж лучше суши. — Даша вытащила из сумки визитку ресторана.
— А у них есть доставка на дом?
— Нет — так будет, — усмехнулась Даша и заговорила в трубку: — Здрасте, я хотела бы заказать на дом суши. Извините, но я уверена, что вы с большим удовольствием привезете нам то, что мы закажем. Более того, вы сделаете скидку. Конечно, я в своем уме, и уверяю вас — вы непременно быстро выполните заказ и срочно отправите кого-нибудь из своих работников к нам. Конечно, близко. Да, вы заботитесь о ваших клиентах. Отлично. Пишите адрес… Ждем. И побыстрее там!
Аврора во все глаза смотрела на подругу.
— Это что, какая-то новая форма общения? — спросила она.
Даша пожала плечами:
— Если ты ведьма, то можешь облегчить себе жизнь. Они выполнят наш заказ и забудут о нас. В худшем случае решат, что отправили еду какой-нибудь важной шишке. Через час у нас будет праздничный стол.
— Кстати, уже три, — тихо произнесла Аврора и уселась на кровати.
Даша уставилась на нее во все глаза.
— Да? — пробормотала она. — Может, Донату позвонить?
— А что он сам не звонит?
— Ну… Рано еще, наверное.
И тут они услышали в библиотеке какой-то треск.
Рванули в комнату и обнаружили, что с картами происходит нечто странное: линии, проходившие через пентаграмму, выглядели как обнаженные провода, по которым бежит ток, — они трещали и искрились.
— А мы… — Аврора в замешательстве посмотрела на Дашу, — квартиру не подожжем?
Даша, не отрывая глаз от распустившейся пентаграммы, пожала плечами:
— Ты хотя бы понимаешь, что это значит?
Аврора покачала головой:
— Я дотуда не дочитала…
Они расхохотались.
— Надеюсь, мы не наколдовали, чтобы Алиса прирезала Доната, — отфыркиваясь, произнесла Даша.
— Надеюсь…
Но скоро значок перестал искриться — потускнел, а невидимые листы бумаги вернулись в первоначальное состояние. Они медленно приблизились друг к другу и стали одним куском старого папируса с нарисованными карандашом линиями, которые соединяла пентаграмма. Лист покачнулся и упал.
