Елена Озерова - Я иду к тебе
Сначала Никой владела только одна мысль: подальше, подальше от этого дома и от Раймонда. И она бежала — откуда только силы взялись! Но силы ее так же внезапно и оставили. Ника вдруг почувствовала, что страшно замерзла: без куртки, после кошмарного спуска по пожарной лестнице на ветру! От холодного железа пальцы превратились в ледышки и до сих пор не отошли. Вдобавок ко всему прочему еще и снег пошел — первый снег в этом году. Остановившись на углу Садового, Ника поняла, что до милиции она не дойдет, надо идти к крестному.
Павел Феликсович жил не так далеко, нормальным шагом минут пятнадцать. Ника попробовала собраться с силами, сделала два шага — и неожиданно для себя села прямо на мокрый тротуар. Проходившая мимо парочка остановилась.
— Девушка, вам плохо?
Парень помог Нике встать, его спутница встревоженно посмотрела ей в лицо:
— Вызвать «скорую»?
— Нет, не стоит, — Ника через силу улыбнулась. — Сейчас пройдет. Простите, у вас случайно нет жетона для телефона?
Парень порылся в карманах и протянул Нике коричневый кружочек.
— Спасибо, — она благодарно кивнула. — Все в порядке.
Но парень с девушкой проводили ее до ближайшего телефона-автомата и остановились поодаль, ожидая, не понадобится ли их помощь снова.
Телефон, как ни странно, работал. Ника набрала номер Старцева.
— Дядя Павел, это я, — сказала она. — Я на углу Садового. Приди за мной, пожалуйста. Дело в том, что я…
— Ника, родная! — вскричал Старцев. — Где ты? С тобой все в порядке?
— Да. Я у «Бригантины», в телефонной будке. — Ника почувствовала, что еще немного — и она потеряет сознание. — Пожалуйста, забери меня скорее!
— Стой на месте, мы будем через пять минут.
«За пять минут он не успеет. — Ника медленно повесила трубку. — И кто это мы?»
Это было последнее, о чем она подумала.
Когда Ника открыла глаза, дневной свет уже лился из широких окон. Она лежала в своей прежней комнате в квартире Старцева, в той самой комнате, где она прожила почти семь лет. Правда, после того, как Ника окончательно переехала к себе на Беговую, Старцев сделал перестановку, превратив ее в часть своего музея, но Никин диванчик остался на своем месте. Именно на нем она сейчас и лежала.
— Ну, слава Богу, очнулась наша девочка, — услышала Ника знакомый ворчливый голос.
Она с трудом повернула голову — почему-то очень болела шея — и увидела старушку Анну Григорьевну, домработницу приятеля Старцева академика Ненашева. Анна Григорьевна подошла к дивану и укоризненно посмотрела на Нику:
— Ну можно ли всех так пугать? Принесли ее глубокой ночью, личико белое — ни кровиночки… Павел-то Феликсович уж места себе не находил! И этот твой совсем извелся. Еле выпроводила его — уж ему звонили-звонили, а он ни в какую! «Пока, — говорит, — в себя не придет, никуда не пойду!»
— Погоди-погоди, тетя Аня, — не поняла Ника, — какой это «мой»? Кто еще здесь был?
— Ну этот, который тебя принес, — сказала старушка. — Высокий такой, черный. Ничего не скажу, хороший мужик, хоть, конечно, уже не мальчик. Но все равно с твоим красавчиком не сравнить. Тот хоть и смазлив был, да глуп. А этот деловой, сразу видно.
Ника ничего не понимала. «Тот красавчик» — наверное, Кирилл; Анна Григорьевна его всегда недолюбливала. А «высокий, черный»… Неужели Виктор? Но что он делал в квартире дяди Павла?
— Ладно, лежи, пойду тебе поесть принесу. — Анна Григорьевна направилась к двери.
— Тетя Аня, я не хочу есть, — Ника попробовала остановить ее, но бесполезно.
— Еще чего скажешь — не хочу! — возмутилась старушка. — И супу поешь, и котлету с картошкой, и чайку горяченького с лимоном!
Дверь за Анной Григорьевной закрылась. Ника вздохнула — есть совсем не хочется, но придется подчиниться.
Интересно, долго она была без сознания? Настенные часы показывали без пятнадцати три. Значит, часов двенадцать, не меньше. Наверное, ей дали снотворное.
Дверь снова отворилась, и в комнату заглянул Старцев:
— Никушка, можно к тебе?
— Дядя Павел! — обрадовалась Ника. — Конечно, входи, зачем ты спрашиваешь!
Старцев осторожно приблизился к Никиному дивану, придвинул стул и сел рядом с ней.
— Ну и напугала же ты нас! Как ты себя чувствуешь?
— Прекрасно, — улыбнулась Ника. — Крестный, а кто этот «высокий и черный», что принес меня вчера к тебе?
— Как — кто? — удивился Старцев. — Виктор Владимирович. Мы же с ним вместе вчера… Как тебе удалось выбраться?
— Нет уж, — улыбнулась Ника, — сначала ты расскажи мне, что здесь у вас было.
— Да почти нечего рассказывать. — Старцев наморщил лоб. — В одиннадцать вечера мне позвонили и сказали, что тебя похитили. Почти сразу за этим звонком появился Виктор Васильевич и все объяснил. Им нужна была кассета, доказывающая вину…
— Я знаю, — Ника покраснела. Ей не хотелось даже слышать имя Андреса.
Павел Феликсович понял ее чувства и покачал головой:
— Не переживай так, деточка. Я ведь тоже в нем ошибся. Ну вот, а потом они дали послушать твой голос, чтобы мы убедились, что ты действительно в их руках.
— А потом? Что вы собирались делать?
Павел Феликсович болезненно улыбнулся:
— Отдать им кассету. Что нам еще оставалось? В десять Виктор Васильевич должен был с ними встретиться.
— И отдали? — Ника приподнялась на подушке.
— Нет, слава Богу, нет. Как тебе удалось от них сбежать?
Ника улыбнулась:
— Да уж удалось.
Ей не хотелось лишний раз волновать крестного, описывая опасное путешествие по узкому карнизу к пожарной лестнице.
— Скажи лучше, почему я так долго провалялась без сознания? Сейчас я себя вполне нормально чувствую.
— Еще бы! — улыбнулся крестный. — Виктор Васильевич, как только тебя принес, сразу вызвал врача. Тебе сделали укол, а потом еще дали снотворного.
— И что сказал врач?
— Нервное перенапряжение и упадок сил. Сегодня полежишь, а завтра будешь как новенькая!
Дверь отворилась, и в комнату вошла Анна Григорьевна с подносом, уставленным всякой снедью.
— Поговорили? — улыбаясь, спросила она. — А теперь самое время подкрепиться!
Виктор появился уже ближе к вечеру, когда за окнами опять стало темнеть. Ника, несмотря на протесты Старцева и Анны Григорьевны, уже поднялась с постели. Облачившись в свои старенькие джинсы, найденные у крестного в шкафу, и толстый свитер Павла Феликсовича, Ника сидела в глубоком кресле под мягким светом торшера и листала толстый том «Истории костюма». Розовый абажур отбрасывал теплые блики на нежную кожу, волосы не желали помещаться в небрежно завязанный на затылке хвостик и падали непослушными волнистыми прядками на лоб и уши, глубокая тень лежала на щеках от длинных ресниц… Виктор осторожно приоткрыл дверь, ему показалось, что он видит маленькую фею из сказки Андерсена. А когда Ника подняла зеленые глаза и улыбнулась, у него просто дух захватило: нет, не фея — перед ним сидела живая Русалочка. Так, и только так могла выглядеть героиня самой любимой детской истории. Когда-то, маленьким мальчиком, он плакал от бессилия, что ничем не может помочь несчастной Русалочке. И сейчас, став взрослым, он не перестал считать эту сказку одной из самых грустных. Русалочке, конечно, ничем не поможешь. А вот эту девочку он защитить может и обязан.
