Сьюзен Филлипс - Первая леди
— Поясни.
— Куда легче критиковать других, чем делать все от тебя зависящее, чтобы решить очередную проблему. — Нили подалась вперед, радуясь случаю скрестить шпаги с Мэттом, особенно потому, что речь шла о наболевшем. — Прекрасный выход. Всегда можно сложить руки и обливать других моральным презрением, чувствуя свое превосходство над теми, кто наделал ошибок при попытке выйти из сложного положения.
— В нашей стране трудно не быть циником.
— Это в тебе лень говорит. Чистая лень.
— Интересная теория, — улыбнулся Мэтт. — Не понимаю, как такой убежденный благодетель человечества, филантроп и реформатор ухитрился выжить в Вашингтоне.
— Я люблю Вашингтон. В основном.
— Что же тебе там не нравится?
Привычная скрытность мгновенно дала о себе знать, но она так устала быть осторожной!
— Я убежала, потому что выгорела изнутри. Ты не представляешь, как тяжело быть первой леди. Мои обязанности нигде не запротоколированы, поэтому каждый считает своим долгом давать мне советы, как лучше справляться с работой. Это ситуация, в которой победителей нет.
— Но ты, похоже, победила. Только у Барбары Буш такой же высокий рейтинг, как у тебя.
— Она честно заработала свой. Я же всю жизнь притворялась той, кем на самом деле не была. Но если я ненавижу должность первой леди, это еще не означает, что моя неприязнь распространяется на политику вообще. Понимаю, тебе трудно поверить, но я всегда уважала благородство, свойственное истинным политикам.
— Честь и политика? Не часто эти слова ставят рядом.
Нили встретила его скептицизм с открытым забралом:
— Разве доверие народа не великая честь? Каждый раз, когда я думаю об этом… — Нили, пораженная собственной несдержанностью, внезапно осеклась.
— И что же дальше? Расскажи.
— Нечего рассказывать, — отрезала Нили.
— Брось, нашла кого стыдиться. Я видел тебя голой, — криво усмехнулся Мэтт.
— Это не означает, что ты получил право знать, что творится у меня в голове.
Мэтт всегда был чересчур восприимчив, когда дело касалось Нили, и она мгновенно насторожилась.
— Будь я проклят! Хилари Клинтон не единственная. Ты подумывала сама баллотироваться в президенты, верно?
Нили едва не опрокинула бокал. Как может человек, которого она почти не знает, понять то, в чем она не смела признаться даже себе?!
— Нет… то есть не совсем… я еще не…
— Расскажи, — настойчиво повторил Мэтт. Господи, зачем она все это затеяла?
— Трусиха!
Она ужасно устала от вечных недомолвок, скрытности, необходимости держать все при себе! Ей так хотелось высказать свои мысли, все, что лежит на душе, а там хоть трава не расти! Может, пора это сделать?
— Ну… это, разумеется, несерьезно… но я подумывала об этом.
— И похоже, не раз.
— Только последние несколько месяцев. — Она смело встретила проницательный взгляд серых глаз. — Почти всю жизнь я была одной из посвященных. Находилась на самой высоте политического Олимпа, но при этом не имела реального влияния на ход событий. От меня, в сущности, ничего не зависело. Однако у наблюдателей тоже есть свои преимущества.
— А именно?
— Я видела лучшее и худшее из того, что у нас есть. Блестящие успехи и сокрушительные неудачи. И училась на чужих ошибках.
— И что же ты усвоила?
— Что страна в глубоком кризисе. И что у нас не хватает политиков, которые готовы и способны взять на себя ответственность.
— А ты? Ты способна?
Нили, немного подумав, кивнула:
— Думаю, да.
— И с чего ты начнешь? — серьезно поинтересовался он.
И она объяснила. Не все — на это ушли бы часы, — но кое-какие идеи. И чем больше говорила, тем сильнее волновалась и крепче верила в свои слова. Мэтт был ошеломлен.
— Такой причудливой политической доктрины я в жизни не слышал. Ты обязательно запутаешься, маневрируя между левым крылом и правым. Нужно же меру соблюдать.
— Я никогда не верила в ярлыки. Только в то, что необходимо для блага страны. Борьба между сторонниками различных партий окончательно обескровила наших законодателей.
— В Вашингтоне смел и храбр только тот, у кого в руках власть.
— Знаю, — улыбнулась она. Мэтт покачал головой.
— Ты, к сожалению, не имеешь веса. И позволяешь сердцу брать верх над холодным рассудком. Большие шишки прожуют тебя и выплюнут косточки.
— Господи, как же ты еще наивен, несмотря на все умные рассуждения! — рассмеялась Нили. — Эти шишки знают меня с пеленок. Я сиживала у них на коленях, играла с их детьми. Они гладили меня по головке и танцевали на моей свадьбе. Я — одна из них.
— И поэтому они считают, что к тебе можно относиться покровительственно.
— Забываешь, что у меня есть козырь.
— И что же это?
Нили подняла бокал, поднесла к губам и медленно отпила, прежде чем ответить.
— Я национальный идол.
Мэтт поражение воззрился на нее. Постепенно до него начало доходить то, что она сама еще не была готова облечь в слова. Он снова откинулся на спинку стула.
— Кажется, ты в самом деле сумела бы провернуть это дельце, верно?!
Нили подперла рукой подбородок и мечтательно уставилась в пространство.
— Если бы я действительно решилась, поверь, сумела бы собрать под свои знамена самые отборные войска.
— И, как добрая фея, использовала бы их исключительно для добрых деяний.
На этот раз циничное замечание не произвело на нее ни малейшего впечатления.
— Именно.
— Это противоречит правилам игры.
— Вероятно, я единственный человек в мире, которому игры ни к чему. Я уже выиграла.
— Каким же образом?
— Мной движут не эгоизм и личные интересы. Отними у политика себялюбие — и останется слуга народа. Мне верят. Глубоко и безоговорочно.
— Вероятно, так и было, но, боюсь, последняя неделя безвозвратно подорвала это доверие.
— Ничего подобного, если все подать в правильном свете и обернуть себе на пользу.
— В правильном свете? — переспросил он. — Я все гадал, когда дойдет до этого.
— Тут нет ничего дурного. Главное — оставаться честной. Каждому может не нравиться работа. Люди меня поймут. Мне пришлось сбежать от удушливой рутины, что здесь плохого?
— Если бы дело было только в этом! Всем ведь захочется узнать, где и с кем ты была все это время. Пресса не утихомирится, пока не докопается до истины.
— Не волнуйся! Я куда больше знаю о том, как обвести журналистов вокруг пальца, чем ты себе представляешь.
Мэтт опустил глаза и принялся изучать скатерть.
— Мэтт, даю слово, я сделаю вес, чтобы не навредить девочкам. Ты ведь знаешь, я их люблю.
Мэтт, не глядя на нее, кивнул.
Официант принес салаты, и Нили решила, что лучше сменить тему:
