Логово дьявола - Лилиан Харрис
— Это будет трудно, — признает он. — Но мы справимся, и они тоже.
— Хорошо. — Я вздрагиваю от вздоха. — Пойдем. — И мы идем, идем бок о бок к двери, его рука осторожно стучит.
— Секунду! — кричит кто-то — женский голос. И тут дверь открывается, и на нас смотрят две маленькие девочки.
— Привет! — Я опускаюсь на колени.
— Кто вы? — Девочки вопросительно смотрят на нас, прищурив темно-синие глаза. Судя по всему, они точно близнецы, причем однояйцевые. Одна из девушек упирается рукой в бедро, другая закручивает локон каштановых волос у плеча.
— Девочки! Что вы делаете? — Женщина спешит к двери, кажется, запыхавшись, черные волосы закручены в пучок, черная футболка в красных пятнах.
— Извините. — Она смотрит на себя сверху вниз. — Я убиралась на кухне. Эти девочки устроили абсолютный беспорядок. Чем я могу вам помочь?
Мы смотрим на нее с понимающей улыбкой.
— Мы друзья Элисон, — говорю я, чувствуя знакомый трепет в сердце всякий раз, когда думаю о ней.
— О боже! Где она? Мы с мамой звоним ей без остановки уже почти два месяца. Пожалуйста, скажите, что вы знаете, где она. Мы хотели позвонить в полицию, но... — В ее взгляде отражается страх, а лицо подергивается. — Мне нужно знать, где моя сестра. Пожалуйста, просто скажите мне.
Дыхание становится тяжелым, я готова разрыдаться, но он рядом, держит меня, как всегда.
— Ничего, если мы зайдем? — спрашивает Маттео.
Выражение ее лица становится серьезным.
— Я... я не знаю.
— Мы не с Бьянки. Я клянусь. — Я надеюсь ее успокоить.
Она широко раскрывает глаза и кивает, уступая нам дорогу, чтобы мы могли пройти внутрь. Девочки стоят рядом с матерью, а потом забегают в другую комнату.
— Вы можете зайти сюда. — Она показывает рукой на два черных кожаных дивана. — Мама дремлет.
— Я точно не дремлю, — раздается далекий голос, и мы все поворачиваемся, чтобы увидеть пожилую женщину с короткими седыми волосами до подбородка, которая осторожно спускается по лестнице, крепко держась за перила.
— Кто вы такие? — Ее взгляд быстро перемещается между нами, доброта проявляется в мягкости ее взгляда.
— Они друзья Элисон, мама. Кстати, я Дора, — быстро говорит она, прежде чем помочь матери устроиться на диване.
— Садитесь, вы двое, — говорит мама Элисон, и мы занимаем место в конце дивана, напротив нее, а Дора садится справа.
— Так где моя дочь? С ней что-то случилось?
— Мама!
— Я тоже не хочу об этом думать, милая, но она не звонила и не приезжала уже несколько недель, и мы не можем позвонить этим ублюдкам и спросить.
Дора смотрит на свои колени, ее пальцы играют со строчками на трениках. Она красивая, как и Элисон. Я отчетливо вижу это сходство.
— Нет простого способа сказать это... — Пока я пытаюсь вымолвить слова, у меня вырывается всхлип.
— Нет! — Дора плачет, прижимая руку ко рту.
— Они убили ее, не так ли? Эти чертовы Бьянки, они убили моего ребенка? — Эмоции ее мамы прорезаются сквозь ее слова, когда она смотрит прямо мне в глаза, ожидая от меня подтверждения.
— Мне очень жаль. — В горле запершило. — Но ее больше нет.
— Нет! — кричит Дора, вскакивая на ноги. — Я этого не приму!
— Бедная моя малышка, — хнычет ее мама. Я даю им столько времени, сколько им нужно, мои слезы текут вместе с их слезами. По всем стенам ползет тяжелая волна скорби.
Маттео обнимает меня, и я знаю, что он тоже это чувствует. Она имела для него значение. Он любил ее. Но мы не можем сказать им, что он застрелил ее. Это то, что мы унесем с собой в могилу.
— Она страдала? — спрашивает мама Элисон.
— Нет. — Голос Маттео звучит решительно, и она кивает, как будто этот маленький кусочек информации приносит ей успокоение.
— Вы знаете, куда они дели ее тело?
— Мне жаль, но мы не знаем, — говорю я ей. — Но мы хотим, чтобы вы знали, что мы любили ее. — Я поднимаю глаза на Маттео. — Мы оба.
— Ты — это она, не так ли? Аида? — Мать вытирает глаза. — Она все время говорила о тебе.
Мое сердце согревается от осознания того, что это так. Что так же, как она много значила для меня, я значил для нее то же самое.
— Да. Ваша дочь спасла меня. Каждый день спасала.
— Она была для нас героем, — добавляет Маттео. — Мы никогда ее не забудем.
— Она любила тебя, — со слезами на глазах говорит Дора. — Ты была ей как дочь.
— А для меня она была матерью. — Я смаргиваю слезы, мой подбородок дрожит.
— У нас есть кое-что для тебя. — Дора стоит, вытирая глаза, на которые наворачиваются слезы. — Много лет назад она попросила нас спрятать кое-что для нее, что-то, что, по ее словам, принадлежало твоей матери.
— Что? — Мой пульс подскочил.
— О боже, я совсем об этом забыла, — шепчет ее мама. — Иди и принеси это, дорогая. Я расскажу ей эту историю.
Дора кивает, проходя мимо матери, и поднимается по лестнице. Мы все сидим молча, не зная, что сказать женщине, которая только что узнала о смерти своей дочери.
— Когда Элисон впервые встретила твою мать, она дала ей сумочку. Она сказала, чтобы та берегла ее на всякий случай. Элисон принесла ее сюда и сказала, чтобы мы ее спрятали. И по сей день она здесь, ждет тебя.
Надежда растет в моем сердце, как корень, обретающий форму, питаемый мыслью о том, что, может быть, в этой сумке есть еще что-то от моей мамы, что-то, что даст мне больше частичек того, кем она была.
— Спасибо, — говорю я ей. — Я благодарна, что вы сохранили ее.
— Конечно, мы сохранили, дитя. Элисон убила бы нас, если бы мы этого не сделали. — Она горестно смеется. — То, как она говорила о тебе... — Ее глаза мерцают, когда она смотрит мимо меня, как будто воспоминания находят ее глубоко в ее сознании. — Она говорила мне, какой ты умница. — Ее взгляд снова переходит на меня. — Что ты была самым милым ребенком, таким вежливым, даже с тем ненормальным преступником, который держал тебя взаперти в том доме. — Она переводит взгляд на Маттео. — Ты тоже там «жил»? И я употребляю этот термин не совсем корректно.
— Да, — говорит он.
— О боже. — Она качает головой, ее седые брови напряженно подрагивают. — Она никогда не говорила о ком-то еще в том доме, но я всегда подозревала, что происходит что-то еще. Я знаю, что она была напугана. Про Аиду она, наверное, тоже никогда бы мне не
