Осколки тебя - Энн Малком

Прикрыв ноутбук, я подвинула стул. Сент сел напротив меня и молчал пока мы ели.

— Я найду его, — нарушил он молчание.

Я вскинула голову и посмотрела на свой ноутбук.

— Что?

— Того ублюдка, что прикоснулся к тебе и оставил шрам. — Его взгляд коснулся повязки. — Твой отец не сможет этого сделать, так что это сделаю я.

Слова звучали резко. Причиняли боль. Они мне не понравились. Не понравилось, что Сент упомянул моего отца, напомнив, что он больше ничего не может для меня сделать.

— Нет, — прошипела я.

— Почему, бл*дь, нет?

— Потому что я прошу тебя этого не делать. Не хочу, чтобы ты носился по стране, преследуя убийцу, который даже не собирался убивать меня. Если хочешь сделать это ради Эмили, то дерзай. Но не делай этого ради меня.

Сент сузил глаза. Я задела нерв, который хотела.

— Ты думаешь, что это какая-то часть твоего кодекса, — продолжала я. — Месть за меня. Срочная необходимость. Ты не нужен мне в качестве доверенного лица моего отца. Ты не нужен мне в качестве бойцовской собаки.

Он молчал. Просто смотрел.

— Ты так привык быть волком, злодеем, что не понял, что рядом со мной ты — овца. Ты — моя жертва, — закончила я.

— Может поэтому я и не могу выбросить тебя из своей чертовой головы, — прорычал он, поднимаясь со стула так, что тот грохнулся на пол.

Я тоже встала.

Сент надвигался на меня.

Я не отступала.

— Потому что любого, кроме тебя, я убил бы, считай он себя волком, а меня овцой.

Он погладил мое лицо, но не лаская. Это был мягкий вид насилия. Угроза.

— И иногда я фантазирую об этом. О том, чтобы причинить тебе боль. Чтобы ты перестала причинять боль мне. — Он отдернул руку. — Но я не могу. Я ни хрена не могу. Ты права. Я — твоя гребаная жертва.

Сент отступил назад, и я ощутила эту потерю физически. Я страстно желала последовать за ним, остановить его отступление. Но не могла. Даже с этим человеком, который обвился вокруг меня, как гребаный питон.

— Я не умею быть жертвой, Магнолия. И не хочу учиться.

Он отступил еще на несколько шагов.

Я думала, что Сент вот-вот бросится в лес, чтобы его больше никогда не видели, но он никуда не пошел. Он уставился на озеро.

— Я — сын проповедника, — проговорил он холодно. — Поздний ребенок. Родители всегда хотели детей, но долго не могли родить, считая это «Божьей волей». — Он усмехнулся. — Слишком смирились со своей судьбой. Слишком доверяли своему Богу. Но я родился, хоть и с опозданием. Они посчитали это чудом и назвали меня Энтони в честь святого, который находил потерянные вещи. Моя мама любила называть меня «Сент».

В этот момент он обернулся. Его лицо ничего не выражало — ни горя, ни любви.

— Она была нежной, хрупкой и простой женщиной. Идеальна для роли матери. Все, что она умела делать — это любить. Мой отец не идеальный, но хороший человек. Немного слишком радикальный в своих убеждениях, но в разумных пределах. Он защищал мою маму от всего мира. Он показал мне, как быть хорошим человеком. Или пытался. Но не научил быть им до конца, потому что у их Бога были другие планы. Этими планами был какой-то придурок с оружием и желанием доказать свою правоту.

Сент двинулся к столу, чтобы взять в руки бутылку. Каким-то образом он заставил горлышко стодолларовой бутылки вина выглядеть чем-то мужественным.

— Тот ублюдок решил пострелять в гребанном супермаркете. Мои родители случайно оказались там. Им «повезло». Потому что обычно они не ходили в тот магазин за покупками. Но все сложилось именно так. Я похоронил их обоих, отвернулся от церкви и того, чему они меня учили. Оставил себе лишь имя, которым меня часто назвала мама, как покаяние. Чтобы напоминать себе о том, во что я превратился. Как далеко я зашел.

Он поднял на меня глаза.

— А я зашел чертовски далеко. Я был молод, зол и искал, кого обвинить в своих бедах. Это завело меня в очень темное место и очень быстро. Но внутри меня уже было что-то, что позволило мне превратиться в того, кто я есть. Еще до убийства моих родителей. Та трагедия просто раскрыла то, что уже было во мне заложено. — Он пожал плечами. — Природа против воспитания и все такое. Я нашел их случайно. Хотя они и не позиционировали себя как клуб. Или даже как банду. Это было просто братство. Они не лгали о том, кто они, и заставили меня сделать парочку довольно уродливых вещей, чтобы я смог войти в их дверь.

Я знала об этом, слышала. Видела это. Они приказывали сделать что-то радикальное, например выстрелить кому-то в лицо или изнасиловать женщину, или же давали более «мягкое» задание — выбить дерьмо из того, кто сел не на тот стул в баре.

— Инициация, — сказал Сент. — Просто чтобы стать «проспектом». Это была мелочь. Чтобы заслужить свою нашивку, нужно было гораздо больше. Я сделал все. Без колебаний. Я уже решил, что если есть рай и ад, то не хочу встретиться со своими родителями в первом, будучи тем, кем я стал. Решил, что мне будет комфортнее во втором. Итак, я сделал все что требовалось. Много страшных вещей. Я ненавидел это и любил. Ненавидел себя за то, что любил это. Долгое время я был всем доволен. Кровью, насилием, уродством.

В голосе Сента сквозила ностальгия. Я понимала его, потому что сама погружалась в кровь, насилие и уродство, зарабатывая этим на жизнь. Поскольку я все придумывала, то могла легально зарабатывать деньги и в любой момент выйти из игры, не причинив вреда никому, кроме себя.

Я не пошевелилась, чтобы утешить Сента, прикоснувшись к нему. Это было не для нас. Я просто слушала.

— Я ушел не потому, что постепенно пришел к этому, — продолжил он. — Черт, если бы не случилось одно событие, может я до сих пор был бы там. Клуб делал деньги, занимаясь разным дерьмом. Наркотики. «Крыша». Оружие. У какого-то мафиози был свидетель или «крыса» и они захотели сделать пример из него и его семьи. У него было двое детей. Один совсем еще младенец. Не могу сказать возраст, потому что не разбираюсь в этом, но