Хулиган. Его тихоня - Эла Герс
Старик буквально зарычал от злости, но мне было все равно. Я поднялся с дивана и пересчитал бутылки, валяющиеся на полу.
Неудивительно, что моя голова так сильно трещала.
— Леша, ты должен прекратить это.
Я наклонился, чтобы подобрать пустые бутылки. Собрав их, я направился на кухню.
Старик последовал за мной, но я не обращал на него внимания. Так было всегда, когда он заявлялся.
— Леша, — сказал он на выдохе, в его голосе слышалось явное разочарование.
Я одну за другой отправлял пустые бутылки в мусорное ведро. А сам в это время думал о чудодейственной таблетке аспирина, что должна была унять мою головную боль.
Когда в моих руках осталась последняя полупустая бутылка, я поднял ее, намереваясь вылить остатки в раковину.
— Это должно прекратиться, Леша. Я больше не намерен терпеть это. Я беспокоюсь о тебе, как и положено отцу. Ты можешь испоганить свою жизнь. А я не хочу, чтобы это случилось.
— Забавно, — пробормотал я, крепко сжимая бутылку в своих руках.
— Что?
Мой взгляд встретился с его. Мужчина, стоявший передо мной был высоким, в меру крупным, с резкими чертами лица, которые с возрастом только усиливались. Любой, кто смотрел на него, знал, что с ним не стоило связываться. Его угрожающая аура, повсюду преследовала его, отпугивая от него абсолютно всех. И никто не мог отрицать, что я был точным копией того, кто стоял сейчас передо мной.
Именно из-за него я никогда не смотрел на себя в зеркало, чтобы лишний раз не вспоминать его.
Он был Сергеем Орловым, человеком, которого я никогда больше не считал своим отцом.
— Забавно, что ты называешь себя моим отцом, когда мой настоящий отец сидит в тюрьме.
Он пристально посмотрел на меня, а затем вымолвил:
— Леша, ты же знаешь, что это неправда.
Я совсем невесело рассмеялся. Я продолжал смеяться, даже когда повернулся к раковине, чтобы все таки вылить содержимое бутылки в канализацию.
— Через пару дней Новый год. И раз уж я здесь, то почему бы нам не сесть за стол и не поговорить, как подобает семье?
— Мы не семья, — твердо ответил я.
— Мы семья, нравится тебе это или нет.
Я не ответил, промолчал, стиснув зубы.
— Это не то, чего она хотела бы для тебя.
Я стиснул зубы и вцепился руками в край раковины.
— Не смей.
— Если бы твоя мать была здесь и знала, что творит ее сын…
Я крепко зажмурил глаза, чувствуя, как боль пронзала меня, защемляя каждый нерв. Воспоминания, которые я спрятал в глубине своей темной души, рвались наружу, и я изо всех сил старался подавить их.
— Заткнись. Просто заткнись.
— Подумай о том, что чувствует твоя мать, видя тебя таким.
И тогда я потерял самообладание.
Нежеланные и бессвязные воспоминания нахлынули на меня, а кошмары настигли меня даже в бодрствующем состоянии, заставляя задыхаться от боли и хвататься за голову. Воспоминания были слишком болезненными. Слишком…
Ее милая улыбка и нежные ласки, когда она укладывала меня маленького спать.
Ее заплаканное лицо, когда она смотрела, как уходил отец, говорящий, что все будет хорошо, что он вернется.
Ее окровавленное лицо, окровавленные ноги и обмякшее тело, которое я держал в своих руках, взывая о помощи, но никто, ни один, сука, человек не услышал меня. А потом стало слишком поздно…
Чьи-то руки схватили меня за плечи и встряхнули.
— Леша!
Но было уже слишком поздно, чтобы можно было достучаться до меня.
— Она ничего не чувствует! — я отбросил руки отца, схватил бутылку с раковины и со всей силы швырнул ее через всю комнату. Она разбилась на тысячу осколков о стену, а затем я прорычал: — Мама ничего не чувствует, потому что она мертва!
— Леша, мне очень жаль. Послушай меня…
— Ее больше нет! — мои дикие глаза вперились в мужчину, который был моим отцом, мужчину, который бросил нас, мужчину, который не защитил мою мать от больного ублюдка. — Она мертва! И это, блять, твоя вина!
— Леша…
Я сделал шаг назад и почувствовал, как что-то врезалось в босую стопу.
Но не было никакой боли. Точнее она была повсюду, но внутри меня — в голове, в груди, в душе. Другой боли в другом месте я не чувствовал.
Отец попытался подойти ближе, но я отгородился от него рукой. Я пытался дышать, но дыхание давалось мне с трудом. Я знал, что происходило со мной.
Но этого не должно было происходить!
— Убирайся! Убирайся нахуй!
Он вздрогнул от моего гневного рева.
— Сынок…
— Убирайся! — я развернулся и начал швырять все, что попалось под руку, пытаясь вытеснить чувство, которое сковало мои голову, грудь и внутренности, так сильно, что я не мог дышать. — Убирайся! Оставь меня в покое!
Отец порывался подойти ко мне.
— Леш, у тебя кровь!
— Убирайся! — я зажмурил глаза и схватился за голову, пытаясь отгородиться от всепоглощающей боли и начать дышать. — Вон! Убирайся к черту!
Удар пришел из ниоткуда. Я отшатнулся и упал на пол, к счастью, не задев осколки в нескольких сантиметрах от себя. Затем свет померк в моих глазах.
Когда я погрузился в темноту, голос человека, которого я ненавидел всем своим существом, повторял одни и те же слова снова и снова. Слова, которые уже не имели никакого смысла. Было слишком поздно для них.
— Прости меня, сынок. Мне очень жаль. Прости меня.
Глава 17
17.1. Когда терпение лопнуло
POV Ксюша
— Какое выбрать?
Читая свою книгу, я даже не обращала внимания на суетящуюся в комнате двоюродную сестру. Я сидела в удобном кресле, укутавшись в теплый плед, и читала новую книгу, которую купила как раз для чтения в предновогодние дни.
— Ксю, ты меня слышишь? Что мне выбрать? — настойчиво требовала ответа Марина.
— С каких пор тебя волнует мое мнение? — невозмутимо парировала я, не поднимая на нее своих глаз.
Я услышала ее громкий вздох, а затем приближающиеся шаги. Когда книгу вырвали из моих рук, я подняла глаза и едва не зарычала на сестру. Пока роман летел на мою аккуратно застеленную кровать, я думала только об одном — что за дурацкая привычка отбирать книгу для привлечения внимания?!
Не обращая внимания на мое возмущение, Марина показала мне два своих платья.
— Как ты думаешь, мне стоит надеть это платье? — она поднесла к себе одно платье, у которого, похоже, не было спины, а затем поднесла другое, с довольно глубоким декольте и минимальной длиной подола. — Или это?
— Кажется,
