Страшно Упрямый (СИ) - Виктория Падалица
— И что? Не курила. А теперь курю. — сипло отозвалась я, пустым взглядом замеряя стену напротив.
Настя поднесла к носу пачку и скривилась.
— Они ж крепкие. Не боишься легкие выплюнуть?
— Он такие курил. И я буду.
— Маш. — Настя отобрала у меня сигарету и варварски затушила ее. — Толком не знала ты этого бразильца. Он принял тебя за «простигосподи», обращался как с собакой. Он тебя похитил и пытался вывезти за границу. В конце концов, ты знала, какой образ жизни он ведет, и чем это может закончиться. Зачем же убиваешься так? Зачем себя гробишь?
Поскольку я все ей рассказала еще по переписке, Настя имела представление о том, что случилось со мной за прошлую неделю. И потому посчитала, что вправе высказать все, что думает по этому поводу.
— Я люблю его. А его нет. Понимаешь, Насть? — заявила я, назло прикурив еще одну. Неудачно вздохнула, и едкий сигаретный дым вышел через ноздри, что заставило меня неистово закашляться.
— Вот-вот. Бросай ты это дело. Не глупи. Курить не в тренде. — настояла Настя, сверля меня укоризненным взором.
— Ты ж сама меня уговаривала с ним пойти. — продолжала я удручаться и утопать в печальных воспоминаниях. — Только я, дура набитая, упиралась. А ведь могло быть все иначе. Я так жалею, Насть. Из-за меня он погиб. Все это из-за меня.
— Сколько вы были знакомы? Ну сколько? Неделю? Ну не успела бы ты влюбиться за неделю, Маш. Понимаю, у тебя стресс, ты многое пережила. Да, ты видела, как он умирал, и это ужасно. Ты только начала к нему привыкать, а его вдруг не стало. Но это не любовь, а подмена понятий. Не любовь, а Стокгольмский синдром. Знаешь, что это? Когда жертва влюбляется в своего похитителя.
— Да знаю я, что такое этот синдром! Но у нас совсем все не так было! — накричала я на Настю. Ее слова взвинтили меня. — Я тебе говорю, что это любовь. Настоящая! Искренняя! Я поклялась дождаться его! А я его бросила! Умирающего!
Я закатилась истерикой. Настя обняла меня и попыталась успокоить.
— Не спорю, Маш. Возможно, ты права. — продолжала она на спокойной ноте выводить меня из себя. — Но вспомни, с чего у вас все завертелось. Все с самого начала вспомни. Он тебя купил, похитил. Врал, что отпустит, голову морочил. А на деле не отпустил бы никогда, ведь ты свидетель преступления, и знаешь всех из банды в лицо. Не надо реветь, Маш. Ты столько пережила. Бедняжка… А давай к психологу сходим?
— Не нужен мне никакой психолог! Считаешь меня чокнутой?
— Конечно нет. Ты совсем не чокнутая. Но тебе нужно помочь. Жизнь продолжается, несмотря ни на что. И тебе как можно скорее нужно вернуться в свою жизнь.
Покивав, потому что и сама понимала, что дальше, как я существую, нельзя было существовать долго, я грубо вытерла слезы и запихнула в себя кусок сыра. Затем осушила очередную рюмку.
Выплеснула эмоции. Весь негатив наружу. То есть, на Настю. Все, что тяготило, выкричала, прооралась. Вроде полегчало.
— Ну что, Манюнь? Еще по одной хряпнем? Или ну ее, эту водку? Сразу винца?
— Винца. Только у меня штопора нет.
— Ничего. Ножичком откроем. Где наша не пропадала.
Не успела Настя нож взять, как раздался требовательный стук в дверь.
— Опа. А вот и роллы. — восклицала Настя, поднимаясь с места. — Что-то прям быстро. Вот видишь, как полезно пропиздона давать.
***
— Почтальон принес. Вот. — Настя положила передо мной конверт без марок и каких-либо опознавательных знаков. — За тебя расписалась, если что.
— Что за конверт такой странный? Без адресата…
Удивившись, как такое могли принять на нашей почте, я тут же распечатала конверт.
Внутри всего одна бумажка. Размером с обычную визитку.
— Что там? — полюбопытствовала Настя.
— Тут на нерусском. — хмурилась я, изучая визитку. — Даже не на английском. Не понимаю ни слова. Но похоже на приглашение.
— Скорее на похоронку. Черная она какая-то. — только потом поняв, что сморозила, Настя виновато пожала плечами.
Недолго думая, я притащила из спальни ноутбук, поставила на стол и принялась забивать незнакомые слова в переводчик.
— Давай я. У тебя руки трясутся. — спустя пару минут предложила Настя свою помощь, видя, что я волнуюсь, и это мешает мне напечатать слова правильно.
Я охотно уступила ей свою табуретку, а сама встала рядом и теперь с нетерпением ждала результат.
Вот-вот вскроется истина, что это за визитка такая.
— Напечатано на турецком. — сообщила Настя спустя несколько минут сосредоточенных поисков. — Но с ошибками. Местами непереводимо вообще.
— И о чем там сказано?
— Если в целом, это приглашение на свидание. — Настя сделала паузу. — Тебе. От Бейрута.
— От Бейрута? Свидание? Это шутка такая???
— Тут так и написано. Приходи в парк. Бейрут. Вот, гляди. Дословный перевод.
Не прекращая тревожиться и вдобавок ко всему прочему злиться на чью-то очень злую шутку, я отошла к раковине и налила себе стакан воды. В надежде, что это меня как-то успокоит.
— Кто ж так прикалывается? Чтоб ему пусто было, этому козлу… Или козе… Твари…
— Мань, тебе сообщение пришло. — оповестила Настя, нечаянно или нарочно открыв свернутую вкладку с моим аккаунтом в соцсетях. — От Абду Сха…Снал… Что за слово, не пойму…
— Шальхуба??? — выпучила я глаза. — Абдуллы Шальхуба???
— Схалху… А-а-а, Шальху. «Абду Шальху» какой-то… — подтвердила Настя. — Пишет «срочно приходи в парк.»
Не веря услышанному, я уставилась в экран ноутбука.
Некто «Абду Шальху» действительно написал мне, правда с совершенно пустого аккаунта.
Ноль друзей у него. Ноль фотографий. Никакой информации. Буквы в фамилии не дописаны, и в имени отсутствовало окончание.
Но зато он в сети сейчас.
— Это он. — тихо, потому что не была уверена в том на сто процентов, сообщила я Насте. При этом расплылась в улыбке. Он живой!
— Кто?
— Бейрут! Кто ж еще…
— Восставший из мертвых? — Настя недоверчиво сдвинула брови.
— Да. Слава Богу восстал. Я иду в парк сейчас. Ты со мной?
Настя минуты с две таращилась на меня потрясенно. Затем, когда врубилась, что я не шучу, покрутила у виска.
— Ты сбрендила, Маш? Пойдешь? А если это не он? Если это кто-то из банды? Тут даже фотки никакой нет. Ни друзей, ни постов, ничего вообще. Буквально только что созданная страница. Свежая. И ты веришь, что это он? — убеждала она меня включить мозг и не вестись на эмоции. — Реально веришь, что давно тридцатилетний мужик так и не научился имя свое правильно писать? Ладно бы на русском, но английскими буквами и не уметь?
— Если
