Нырнуть без остатка - Катя Саммер
С трудом разлепляю веки. Не хочу уходить, потому как впервые за три дня мне тепло. Я честно обещаю себе разобраться или, в конце концов, наплевать на эту папку, потому что понимаю самое главное – я не могу и просто эгоистично не хочу воевать с Никитой. Я хочу быть с ним каждую отведенную минуту. Потому что только с ним жизнь не кажется полосой с препятствиями, потому что только с ним это аллея в парке, ковровая дорожка на почти настоящий бал, припорошенная снегом тропинка в теплый уютный дом.
Волк подает голос, а я наконец смеюсь. Выпрыгиваю из танка, хватаю рюкзак, но, сделав пару шагов, оборачиваюсь.
– И я. Я тоже тебя люблю.
Рабочий день обещает быть спокойным, но недолго. Ровно в полдень, когда мы намыливаемся пообедать, нас резко и шумно подрывают с мест. Общая тревога – выезд с оперативниками. Оказывается, появилась зацепка по делу, как их условно зовут, «гринписовцев». Какой-то мужчина рощу у нас в черте города перерыл – собаку искал, которая на прогулке из-за громкой сирены убежала, вот и наткнулся на заброшенный дом. А там внутри все: планы, бумаги, даже следы взрывчатки, судя по всему, хотя, надеюсь, муляжи. Нас поэтому и вызывают – осмотреть место.
Ира с Зазнобой тоже тут, рыскают по поляне вокруг. Мы проверяем все шаг за шагом, мой герой мечется из стороны в сторону – слишком много запахов и людей, но идет, настырно идет вперед.
Когда оказываемся в сарае заброшенном, я с ходу чихаю от пыли и затхлости. Стены сырые и проедены плесенью, печально тут. Но явно жизнь кипела, и уходили впопыхах: сумки, коробки разбросаны, стулья перевернуты.
Ира чертыхается на Зазнобу, которая лениво по ступенькам высоким поднимается.
– Все, на диету завтра, мне уже надоело краснеть за тебя, – Пустовая сама пытается отдышаться и затем улыбается, – да и я вместе с тобой, а то в платье не влезу, а мне Машеньку скоро забирать.
Они вдвоем останавливаются на середине комнаты, и Ира ни с того ни с сего затягивает старую-добрую песню о горной лаванде.
– Ты чего? – я заливисто смеюсь и тут же чихаю.
– Так пахнет же лавандой. Душистой такой. Ох, как же я любила эти цветы! Помню, Костя на втором свидании целую охапку притащил!
Она продолжает говорить, а я чихаю и перестаю дышать.
– Ир, как пахнет лаванда?
Пустовая, кажется, теряется.
– Ну как-как… вот так. Сладко, резко, немного как хвоя или…
– Восточные пряности, – произношу вместе с ней.
– Кроха, что с тобой?
В голове складывается картинка.
– Кажется, у меня аллергия, о которой я ничего не знала.
– На что?
– На лаванду.
И еще на одно семейство, что пахнет лавандовыми духами.
Волк дергает поводок, и я следую за ним. На улице слышу разговоры, что подозреваемые должны быть где-то рядом, далеко не могли уйти. Кто-то протягивает платок, и, еще прежде чем возьму, знаю, что за вышивку увижу. Черная птица. Дрозд.
Волк неспециалист в поиске людей, но след всегда хорошо берет. Вот и сейчас – только касается мордочкой платка, так сразу и дает деру в лесную гущу. За мной тотчас выдвигается оперативная группа, патрульные машины объезжают по периметру. Мы несемся во весь опор. Я издалека вижу проезжую часть на другой стороне рощи. А потом вижу силуэт.
– Волк, взять его!
Мой герой бежит, нет, летит вслед за черным капюшоном, пока вдалеке раздается вой полицейской сирены и рев автомобильных шин.
Я сдаюсь, потому что не могу больше – задыхаюсь, потому что Волк тоже не успевает, потому что черный капюшон куда-то пропал. Передаю ориентировку всем задействованным группам. Хвалю Волка, но тот все равно не находит себе места. Скулит и дергается.
– Малыш, мы сделали, что смогли.
Дожидаюсь Иру, запыхавшуюся ни на шутку, и никуда не спешащую Зазнобу.
– Что это, черт его дери, за ерунда сейчас произошла?
– Вспышка. Вы, как всегда, все проспали.
Пустовая небольно толкает в плечо. Я бы и хотела засмеяться, но не могу перестать думать обо всем. Если это так, если это хотя бы наполовину так, как я предполагаю… Невозможно даже представить, как это ужасно! И почему я раньше не додумалась? Ведь события так хорошо для них складывались!
И все-таки до победного не хочу оказаться правой, потому что это будет слишком большим ударом для Горских. Но, точно назло, к нам быстрым шагом направляются опера с рациями.
– Капюшон поймали в десяти минутах отсюда – бежал по полосе. Он без допроса сдал всех – работает на известных Дроздовых. Кажется, нам в руки залетела крупная рыба, девочки.
Глава 38
Никита
Когда первое потрясение после звонка Рады проходит, в голове пульсирует мысль – нужно сказать отцу. Вот только как? Это его уничтожит. Всю жизнь, сколько себя помню, он гордился таким другом, как Дроздов. Они вместе служили в армии, прошли огонь, воду и медные трубы. Вместе начинали работать на стройке и боролись с рейдерами в девяностые. Помогали друг другу, даже будучи по факту конкурентами, и отец всегда шутил, что они – братья, которых случайно разделили в роддоме. Сергей Львович был его единственным другом.
В груди полоснуло, точно огненным жгутом: друзья предают. Макс перед глазами возник, но тут же исчез. Сейчас не об этом думать нужно, совсем не об этом.
Я не хочу сообщать новости по телефону, поэтому выезжаю к отцу в офис. Он как раз, по идее, завершает подготовку по передаче дел. Я должен быть рядом, если его сердце не выдержит.
Но никого удивить я не успеваю. Только захожу в кабинет, все по лицу понимаю – он знает. Прикормленные сотрудники полиции доложили.
– Пап.
– Я думаю, – произносит тот спокойно третий раз, как пытаюсь заговорить с ним.
Спокойно, но
