Пуговицы (СИ) - Мартин Ида

Я обернулась, он остановился наверху.

— Тебе очень хочется меня обвинить? Я понял. Не важно в чём. Ты мечтаешь, чтобы это был я. Просто тебе страшно так близко подпускать кого-то? Да? Я прав? Ты боишься, что тебя снова кто-нибудь бросит. Это уже сидит у тебя в голове. И чего бы я не говорил, что бы не делал, ты всё равно будешь находить повод. Хорошо. Иди. Я больше ни на чём не настаиваю. Но как ты собираешься жить, Микки? Ты же никого не любишь и никому не веришь. Ты только и делаешь, что ищешь предателей. Твой хаос бесконечен и навсегда с тобой, где бы ты и с кем ни была, куда бы ни пошла.

Я стала спускаться дальше, а он остался.

На лестнице второго этажа я села на ступени, в глубине души надеясь, что он всё же пойдет за мной, потому что от его последних слов мне стало вдруг очень жалко себя, но потом послышались удаляющиеся шаги и стало ясно — новых попыток не будет.

Самое ужасное, что всё, что сказал Слава, было правдой. Я никому не доверяла, и чем сильнее сокращалась дистанция, тем тревожнее становилось. Мне нравилось встречаться с ним и нравилось всё, что между нами происходило, но позволить себе привязаться к нему и по-настоящему полюбить, я никак не могла.

Пока ехала домой, расплакалась. А в автобусе, как назло, пристали два пацана — знакомиться. И сколько я не посылала их, не отставали. Видели же, что реву, но всё равно доматывались с тупыми подкатами. Сошли вместе со мной на остановке и топали до самого моего дома.

К счастью, возле соседней пятиэтажки я заметила Фила. Он гулял с собакой. Маленькой вечно трясущейся белой чихуа в розовом комбинезончике.

Сунув руки в карманы, Фил стоял ко мне спиной, я подошла к нему.

— Привет.

— Привет, — откликнулся он довольно охотно, потом заметил остановившихся неподалёку парней. — Это с тобой?

— Прицепились.

— А чё зарёванная такая? Проблемы? Поговорить с ними?

— Это не из-за них. Просто давай постоим и поболтаем немного.

— Ладно. Давай поболтаем.

Мы помолчали, глядя, как чихуа на дрожащих ножках бегает туда-сюда по единственной утоптанной дорожке и обнюхивает снег.

— Про Липатова слышала? — спросил Фил.

— Нет. А что с ним? Сегодня директриса им интересовалась. Я давно его не видела. Думала, болеет.

— А вот нифига…

Фил заметно оживился и сделал загадочное лицо.

— Давай, рассказывай.

— Липу, оказывается, сегодня из дурки выписали. Повеситься пытался. Но, походу, неудачно.

— Да ты что? Из-за чего? — я не могла поверить своим ушам.

— Из-за Лизки, конечно, — хмыкнул Фил. — И того её тупого свидания.

— В тот день, когда она в яму упала? Так это ведь давно уже было.

— Ну, да.

— Ничего себе! А я и не знала…

— Никто не знал. Мать Бэзила встретила мать Липатова, вот та и рассказала.

— Это шок. А Лиза знает?

— Может и знает, но молчит.

— Мне тоже ничего не говорила. Вот это новость!

— Не хочешь в ТЦ посидеть? — неожиданно предложил Фил. — Мы с Бэзилом договорились встретиться. Сейчас Хлою домой закину и сразу туда.

Я посмотрела на мнущихся пацанов, которые никак не могли решить, подойти к нам или уйти.

— Вообще-то я вас ненавижу — сказала я Филу. — Но собаку давай отнесём вместе.

— Вот это да, — увидев меня, Бэзил удивлённо подскочил. — Это кто тут снизошёл до нас?

Он убрал свою куртку с места на диване, где я обычно сидела.

— Встретил вот, — ухмыльнулся Фил. — Говорит, хочет мириться.

— Я так не говорила.

— Значит, не хочешь? — Бэзил прищурился, словно ему в глаз попал дым.

— Хочу, но всё равно считаю, что вы должны извиниться.

— За что извиниться? — не понял Фил.

— За ту выходку у ямы, — ответила я ему, но посмотрела на Бэзила.

Сомнений не было, уж он-то отлично всё понимал.

— Ну, извини, — сказал Фил запросто, как если бы я чихнула, и он пожелал мне здоровья.

— Это была шутка, — упрямо произнес Бэзил.

В списке его достоинств умения признавать свои ошибки не значилось.

— Шутка, Вася, — это когда всем смешно. А тогда был буллинг и насилие.

— Раньше ты злопамятной не была.

— Раньше я считала тебя своим другом.

— Ой, вот не надо только начинать. Хочешь мириться, давай мириться, а не выяснять, кто кому чего должен, — Бэзил поднялся и кивнул в сторону Мака. — Что тебе взять?

Я порылась в кармане и, отыскав двести тридцать рублей, выложила их на стол.

— Как обычно, пожалуйста.

— Убери, — отмахнулся он.

— Нет, возьми, — я подвинула ему деньги. — Не хочу думать, что я тебе должна.

— Чёт ты поздно спохватилась.

— Я теперь работаю, я тебе верну.

— За всё? — усмехнулся он.

— За всё. Обещаю. Фил свидетель.

Услышав своё имя, Фил вскинул голову, мельком глянул на нас и снова залип в телефоне. Бэзил продолжал стоять надо мной.

— Это Рыцарь тебя перевоспитал?

— Томаш тут не причём. Я сама так решила. Меня никто не спасёт, поэтому нужно как-то самой. Пока ты маленький, ты не понимаешь, думаешь, что всё, что у тебя есть, естественно. Как солнце по утрам, как вода из-под крана. Что мир именно такой, какой тебя окружает. Тебя любят, дарят подарки, заботятся и это, само собой разумеется. Ты берешь не думая, не осознавая и не ценя.

— Да, ладно тебе, — одёрнул меня он. — Я никогда не оценивал ничего, что тебе приносил. И не прошу ничего взамен. Мне эти шмотки доставались нахаляву, Маринке тоже.

— Всё равно, Вась, мне нельзя ни от кого зависеть. Такой как я — нельзя.

— Я тебя вообще не понял, — он встряхнул головой. — Но пусть так.

Забрал со стола мои деньги и отправился за едой.

— Ты был у Лизы?

Фил не отрывался от телефона.

— С какой стати?

— И не писал?

Я отлично знала, что Фил не приезжал к ней и не писал, но хотела услышать это от него самого.

— Она меня кинула.

— Но она в больнице и ей нужна поддержка.

— А чего сама не поедешь, если такая умная?

— Анна Владимировна запретила меня пускать. Обижается ещё за тот обман.

— Ой, да брось. Если бы ты хотела, уже сто раз попросила бы у неё прощения и всё было бы норм. Тебе просто не до этого, да?

Филу отлично удалось перевести стрелки, потому что всё остальное время, пока мы сидели там, я думала о том, почему не догадалась попросить прощения раньше.

Так что сразу я домой не пошла, а, попрощавшись с парнями, пробежала пару дворов в обход школы и попала прямиком к дому Лизы.

— Тебе чего, Иванова? — грубо встретила меня Лизина мама.

Но я была рада, что она вообще открыла мне дверь и заговорила.

— Анна Владимировна, извините меня, пожалуйста, я поступила по отношению к вам очень плохо, но я это сделала ради Лизы, а она ради вас. Чтобы вы не волновались.

— Чтобы не волновалась? — она возмущённо фыркнула. — Чтобы я её не отлупила как следует. Жаль, тебя не могу.

— Анна Владимировна, разрешите мне, пожалуйста, к ней съездить. Я по Лизе очень скучаю. Она ведь моя лучшая подруга.

Женщина молча вперилась в мою куртку.

— Ах да, — спохватилась я. — Заодно и куртками поменяемся обратно.

— Погоди, — она прикрыла дверь, а через пять минут вернулась со свернутой и аккуратно уложенной в пакет моей курткой. — На вот, вчера забрала из химчистки. Я её зашила там немного. Не очень заметно. Возле кармана. А джинсы уже всё — извини. Там дыра огромная и кровь не отстирывается.

— Ну, их, — я махнула рукой. — Тогда я вашу тоже постираю и занесу.

— Не обязательно. Давай сразу. И надевай свою.

Я быстро стянула Лизину куртку, выгребла из карманов мелочь, распихала смятые бумажные платки по карманам джинсов и протянула ей куртку.

Анна Владимировна дождалась, пока я не надену свою, и, снова исчезнув за дверью, появилась, сжимая что-то в руке.

— Держи, — она переложила мне в ладонь дежурную упаковку носовых платков, тридцать рублей десятками и визитку того серого дядьки из полиции.

— Там ещё пуговица на подкладке болталась, я её покрепче затянула, — сказала она.