Ребекка Форстер - Оглянись на бегу
– Дейни! Сирина! – Блейк бросился к дверям уборной. Ему казалось, еще минута – и тело его обессилет от волнения, а душу покинет вдохновение. В бешенстве он заколотил в дверь.
Дверь приоткрылась, в щелке показалась недовольная физиономия стилистки.
– Что вы там с ней делаете? – завопил Блейк, протягивая к ней руки, словно надеялся, что Сирина появится в воздухе и опустится к нему на ладони. – Она еще сорок минут назад выглядела нормально!
– Мне платят не за «нормально», – фыркнула женщина, нимало не смущенная его гневом. – Мне платят за совершенство, а совершенство требует времени.
– Хорошо, даю вам еще две секунды…
– Мистер Синклер, мне не нужно ни одной. Сирина готова.
Женщина торжественно распахнула дверь. Позади Блейка Руди сел на кушетке и вытянул шею, желая первым увидеть свою преображенную возлюбленную. На лице его отражалось несколько чувств сразу: надежда, волнение, но прежде всего – страх.
Руди знал, что может случиться с женщиной, познавшей чары успеха. Околдованная сиянием нового мира, так непохожего на старый, без сожалений, без раздумий она ринется вперед – и едва ли вспомнит о тех, кто любил ее в прежней жизни. Сердце Руди отчаянно сжалось. Он еще не видел Сирину, но уже верил, что прочтет в ее глазах презрительное равнодушие. Что она покинет его.
Первой вышла Дейни. В облегающих джинсах и рубашке с закатанными рукавами она была красива, как никогда. Но следом из гримерной выплыла Сирина. Она шла робко, опустив глаза, словно боялась, что пол разверзнется под ногами и поглотит ее. Остановившись на пороге, она подняла глаза – и все, кто смотрел на нее, затаили дыхание. Сирина была не просто прекрасна – нет, это была сама Красота. В огромных глазах ее, устремленных на Руди, были надежда и страх – и Руди понял: до сегодняшнего дня он не знал, что такое любовь.
В фантастическом платье цвета морской волны, с высоко подобранной с правой стороны юбкой и обнаженным левым плечом, Сирина медленно шла, словно плыла, к нему. Умело наложенная косметика – «Краски моря» фирмы «Эшли» – придала ее лицу ослепительную, почти пугающую красоту. Губы ее стали полными и манящими, глаза – огромными и глубокими, обнаженное плечо сверкало, словно посыпанное жемчужной пылью. Искусно завитые кудри окружали голову сияющим ореолом и пушистыми волнами падали на плечи. Не замечая никого вокруг, Сирина подошла к Руди и взяла его за руку. Несколько секунд они стояли молча, не отрывая глаз друг от друга.
– Руди, я так глупо себя чувствую! – прошептала наконец Сирина. – Эмбер приколола мне на затылок какую-то картонку…
Руди знал этот прием: с помощью полоски картона парикмахер приподнимает волосы модели, чтобы они казались более пышными.
– … и так затянула лифчик, что грудь стоит торчком. Руди, по-моему, все это напрасно.
– Не бойся, – прошептал Руди. Он не осмелился ее поцеловать – лишь прикоснулся пальцами к манящим губам. – Ты прекрасна – все остальное неважно. Сирина, ты – само совершенство.
В его глазах, сияющих обожанием, Сирина увидела свое лицо. Лицо было недовольное, даже немного обиженное. Сирине все это не нравилось. Лучше бы она помогала Блейку со светом или Дейни с бумагами. Но, раз Руди хочет, чтобы она была моделью, – она согласна. Что значит минутное неудобство по сравнению с тем счастьем, что он подарил ей!
– Что ж, – прошептала она, – если тебе нравится…
Но Блейк не мог больше ждать. Он взял Сирину за руку и провел на ярко освещенный помост. Сирина знала, что все смотрят на нее, и робко косилась на Блейка в поисках поддержки.
Блейк сжал ее руки и почувствовал, что они холодны как лед.
– Сирина, у нас все получится, – прошептал он. – Только слушай, что я буду говорить. Начнем мы медленно, чтобы ты вошла в ритм. Я буду говорить, что ты должна делать. Если захочешь сделать что-нибудь сама – делай, не стесняйся. Все поняла?
Сирина неуверенно кивнула. Сердце ее оглушительно билось, и она не понимала, почему же Блейк его не слышит. Девушка обвела взглядом студию, ожидая от своих друзей поддержки и одобрения. Но все молчали, никто даже не улыбнулся ей. Стилистка придирчиво осматривала ее с головы до ног, довольная своей работой. Дейни задумчиво прислонилась к стене. Руди стоял за спиной у Блейка; глаза его казались совсем черными и непроницаемыми. Улыбался только Блейк, но его восторг не радовал Сирину. Девушка устремила взгляд в объектив. Нельзя отвлекаться. Надо думать только о работе. Однако она не могла забыть о своих друзьях. Что, если она их разочарует?
– Сирина, смотри на меня! – скомандовал Блейк.
Девушка торопливо подняла глаза.
– Расслабься, – приказал Блейк. – Расслабься и слушай меня. Просто расслабься… расслабься…
Сирина кивнула. Ей было жарко, хотелось пить, а от шпилек страшно болела голова. Но она не станет жаловаться – ведь ее друзья на нее надеются. Блейк поднял лампу, освещая ее лицо. Дейни встала рядом, готовая помочь.
– Теперь играй, Сирина. Представь, что ты плывешь. Плывешь по морю.
Щелчок. Первый снимок.
– Ты не делаешь усилий – просто держишься на воде. Твои руки легкие, совсем невесомые. Голова тоже. Ты нежишься в воде под горячим солнцем…
Щелчок. Стрекот камеры.
– Ты поднимаешь руки… гладишь себя по щекам…
Щелчок. Стрекот.
– Ты так прекрасна… так прекрасна…
Сирина словно парила в воздухе. Казалось, еще секунда – и она оторвется от земли. Позади Блейка восхищенно замерли Дейни и Руди. Блейк молчал. Он забыл о камере – он только смотрел на Сирину. Смотрел и думал, какие снимки он с ней сделает. Он войдет в историю рекламы… нет, в историю фотографии… А дальше? И вдруг непонятная ярость охватила Блейка – ярость при одной мысли о том, что Сирину будет снимать кто-то другой. Он готов был убить неведомого соперника. Сирина должна принадлежать только ему одному.
– Задержались на работе, сенатор?
Льюис Бассет помахал Александеру рукой. Его спутники – безликая свита влиятельного человека – согласно обернулись и, узнав в Александере союзника их патрона, мгновенно исчезли, оставив сенаторов наедине.
– Последний день в Вашингтоне, сенатор, – отозвался Александер. Бассет подкатился к нему на коротеньких ножках и сердечно пожал руку. Со дня голосования он испытывал к юному Гранту самые теплые чувства.
– Завтра еду домой, – продолжал Александер. – Я собирался кое-что обсудить с одним влиятельным избирателем, но после нашего с вами соглашения думаю, что это, может быть, и не нужно.
– Да ты, сынок, похоже, ешь из двух кормушек? – хохотнул Бассет.
– Возможно, сенатор, – сухо ответил Александер. Он думал о Калифорнии и о гневе Льюеллена. – И надеюсь, что второй мой покровитель как можно дольше об этом не узнает.
