Ирина Лобановская - Злейший друг
Первый шок прошел, и ему отвечают с улыбкой:
— Это сложный вопрос, на него так сразу не ответишь…
Он, по-прежнему спокойно и не тушуясь, деловито:
— Ладно. Тогда я вам сам расскажу. И готовится достать какую-то книгу. Ему в ответ:
— У меня, к сожалению, сейчас нет времени, тороплюсь.
И это чистая правда.
А он, вздохнув, с прежней интонацией:
— Ну, если вам так некогда… извините, до свидания.
Очевидно, какой-то кришнаит, или мунист, или кто-то подобный.
Еще реальный диалог на улице с другим «миссионером».
Подходит он к Сашкиному приятелю и спрашивает:
— Скажите, пожалуйста, вы верите в Бога? После первого шока:
— Гм… А простите, кто вы такой, чтобы я вам с ходу отвечал на такие вопросы?
Он на это твердо:
— А вы Христу ответите на этот вопрос?
— Гм… Но знаете, был ли Христос — тоже вопрос спорный…
Он дальше почти радостно:
— Стало быть, вы, молодой человек, считаете, что Христа не было!
Хотя молодой человек однозначно этого не утверждал.
— А известно ли вам, что кто не пойдет за Христом — тот отправится прямиком в ад?!
— Гм… Гм… Простите, что вам от меня надо?!
— Я хочу пригласить вас на наши собрания. Там вам расскажут правду, как все обстоит на самом деле, объяснят то, чего вы пока не понимаете!
И собирается вручить листовку с адресом посиделок этой секты.
— Нет, извините, я не пойду на ваши собрания. До свидания.
— Вы точно это решили? Ну что ж…
Несколько тяжких вздохов и цоканье языком.
— Дело ваше, дело ваше, и выбор судьбы тоже ваш…
Как-то Сашка и Ксения шли вдоль ограды МГУ. Подошла молодая улыбающаяся блондинка в очках. Протянула листовку с адресом:
— Добрый день! Я хочу пригласить вас в церковь!
— Но мы крещеные и ходим в церковь без чьего-либо приглашения.
— А-а! Тогда извините, всего доброго. И отошла, так же мило улыбаясь.
Они двинулись дальше. И вдруг… стоит она же, так же улыбаясь, говорит с какими-то молодыми людьми, которые явно заинтересовались, и дает им листовку. То есть как это? Как это она переместилась в пространстве?!
— Разлюби твою мать… — пробормотала потрясенная Ксения.
Сашка хмыкнул. Очевидно, секты воздействуют на людей всеми средствами, в том числе и шоковыми любых видов — как сложится. Например, таким: на них работают сестры-близнецы. Подходит к тебе одна. Через сто метров… она же. Потом ты, конечно, догадаешься, в чем дело, но первый «столбняк» всем обеспечен. А им можно и воспользоваться — толкнуть обомлевшему речь, дать листовку и — «зацепить».
Разумно мыслящий человек может зачастую очень просто загнать сектанта в тупик, причем в тот, в который, по сути, «агитатор» загоняет себя сам собственной логической неполноценностью рассуждений, механически зазубренных.
На улице к Сашке подошла молодая девица, остановила и завела речь про всеобщее падение нравственности, в связи с чем страстно зазывала присоединиться к их движению сторонников одной любви на всю жизнь и отказа от всякого употребления алкоголя. Обычно люди подобных «пропагандисток» или сразу посылают на фиг, или начинают воспринимать всерьез и таким образом становятся готовым материалом для вербовки в ряды той или иной секты. Но Сашка поступил иначе, на то он и Сашка. Он на полном серьезе повел разговор, для начала узнав, что это вообще за движение, — если его куда-то зовут, должен же он знать, куда именно. Девица стала рассказывать с таким же пафосом, что это восточная школа, пришедшая к нам в Россию откуда-то из Тибета, и возглавляет ее человек с каким-то таким тоже характерным именем типа Лин Синэ.
Сашка спросил без обиняков:
— Значит, учение восточное?
— Ну… да.
Правильно, от ответа на прямолинейный вопрос не отвертишься.
— Но вообще-то у нас, русских — ведь мы с вами русские! — есть и своя тысячелетняя традиция, — спокойно поведал Сашка. — И храмы сейчас открыты. Если вы хотите бороться за нравственность — почему бы вам не сказать об этом с трибуны православных людей?
Девица затараторила все то, что без конца повторяют любые сектанты:
— Мы вовсе не против православия! Православие — это тоже очень хорошо! Но к Богу есть разные пути, и у нас вот такой, а православие ничуть не хуже!
Сашка словно удивился:
— Но если у нас есть вполне сейчас доступное православие, тогда какой же смысл «ехать через Ленинград» и искать какие-то восточные пути со стороны? Вы и сама говорите, что православие — ничуть не хуже!
Девица впала в ступор. Это был тупик, куда она загнала себя сама — своей же «логикой».
Еще Сашка говорил Ксении, что известно множество православных, открыто критикующих свою Церковь и ее иерархов. Мы знаем католиков, критикующих папу, и протестантов, весьма резко высказывающихся о своих властях. Можно относиться к этому по-разному, но это факт. А вот слышал ли кто-то хоть об одном сектанте, не скрывающем пусть даже умеренно критические мысли об основателе своей группы, о ее руководстве или о ней самой?
Сашка не раз встречал сектантов, которые в ответ на вопрос о том, практикуется ли в их организации контролирование сознания, широко улыбались:
— Ну что вы, конечно нет.
Но точно так же душевнобольной никогда не признает себя неполноценным или алкоголик будет с жаром отрицать свою зависимость от спиртного.
— Интересная мысль, хотя неожиданная, — усмехнулся отец Андрей, выслушав Ксению. — Заставляет задуматься… А сектантством Церковь болела всегда. Богоизбранный народ Израиля вечно впадал в магизм. Но в этом даже есть положительный смысл — в форме сектантства отживает все чуждое Церкви. Но раньше она легко справлялась с сектами, а теперь… У них уже массовый характер. Осознаем ли мы серьезность положения? Например, когда говорим о ненужности ума? В медитационной практике буддийских монахов идея ненужности ума — основа, потому что только через отсечение разума можно добиться нирваны. Прямо-таки буддийский мотив есть в песне группы «Битлз»: «Отключи свой мозг, расслабься, плыви по течению, это не умирание, останови свои мысли, отдайся пустоте». Если молитва — сознательная работа, то медитация — разрушение сознания. И отказ от ума — это отказ и от совести, и вновь сближение с неразумным животным, конечно обладающим определенной целостностью, а потому и силой. В нем нет той раздвоенности, которую дарит человеку совесть.
— Раздвоен, расстроен, расчетверен, распят, — вспомнила Ксения Новеллу Матвееву. — Видите, какая цепочка? Правильная.
Отец Андрей улыбнулся. Опять хитро, даже плутовато.