Марина Попович - Любовь играет в прятки
— Привет! Ой, я не помешала?
— Нет.
— У тебя просто там музыка играет.
— Ты замерла? Я тебе кофту свою сейчас дам, Алиска- Прошептал Алекс, тря мои холодные предплечья. Морозная свежесть появилась так внезапно после душного дня, что со всей аудитории людей, окружающих этот универмаг с названием неоригинальным, затертым и стандартным — «Универмаг».
— Ну, ты даешь! Ты не одна? — Олька удивленно спросила, но мне показалось это наигранным и тщательно скрытым ходом вместо заинтересованности.
— Я с Алексом и Наташкой, но она отошла. У тебя что-то важное, милая? — Алекс протянул свою фотокамеру перед нами, вытянул руку и показал мне жестом улыбаться. Вот уже вечная душа фотографа поселилась в этом человеке.
— Нет-нет! Мне просто было скучно, я хотела поболтать, но не буду тебе мешать, тем более тут домой братец с девушкой пришел. Пойду поем с ними. До завтра! — попрощалась Олька. На заднем фоне я услышала усиленный удар кулаком и щелчки от прикосновения к экрану планшета, почти не разборчивые от музыки возле меня.
— До завтра.
— Алис! — я только поднесла большой палец левой руки нажать кнопку «отбой звонка», — Я за тобой завтра заеду перед парами, что б ты не опоздала.
— Я у Наташки останусь. — Виновато и облегченно сообщила я подруге, мне было стыдно и неловко такому жесту от Барби.
— Пришли мне адрес смс-кой, сразу обеих заберу. — Скомандовала она и положила трубку так скоро, что я даже не успела произнести: «Окей, до завтра!».
— Кто это? — Поинтересовался Леша, смотря на парковку, ища глазами Наташку.
— Это Оля, наша одногрупница.
— А я думал это тот паренек в обнимку с девушкой, — Он указал на спортивную темно-синюю машину, — Этому парню, когда водитель открыл двери, он несколько минут сжав кулаки, смотрел на нас. Я пожалел, что с нами Юрки нет, думал, он мне лицо набьет тут при всех, когда я тебе кофту давал.
— Не знаю, — я подняла правое плечо вверх и быстро опустила, — У меня нету ревнивых поклонников, тебе показалось. Где Наташка? — Я обвела стоянку глазами, но моей красавицы подружки не было.
— Она написала смс, что будет через тридцать минут. Пошли бабочек смотреть, пока они не уснули.
— А бабочки спят? — Меня заинтересовал глупый вопрос, рядом с Алексом, взрослым мужчиной, умеющим себя галантно вести и красиво подать, я превратилась в тутю-матютю, мой детский нрав так и выпирал наружу глупыми вопросами детей дошкольного возраста.
— А я откуда знаю? — Пораженно задумчиво улыбнулся Алекс, растянув краешки губ ровно по линии ни вверх ни вниз.
Вот так мы и пошли на второй этаж, споря: спят ли бабочки, снятся ли им сны, о чем эти сновидения, храпят ли мужчины-мотыльки и не являются, случайно, порхающие насекомые с легкими крыльями с разноцветным окрасом, завораживающим всех, теми самыми ангелками и купидонами, которых ищет весь мир. Хорошо запрятанное то, что лежит на виду — наверно, вид, несомненно, влюбляющих в себя всех людей и есть той магией просвета, лучиком нежности и добра посланным нам с неба. Вот я никогда не слышала, что б кто-то боялся хоть один подвид семейства бабочек или недолюбливал прелестное создание. Я маленькой босоногой выбегала, наступая на свои рыжие, кучерявые, длиннющие косы пятками, спотыкалась и бежала за белыми мотыльками, за красно-черными бабочками с дырявым сачком. А эти миловидные создания еще умудрялись играть, дразня меня: садились на цветы, потом резко меняли место посадки то мне на голову, то на нос, то на листочек среди нашего бассейна. Мамка бегала за мной с туфельками на липучке, ругала, заставляла обуться в обувь, чтоб не заболеть и не поранить ногу, а за ней вдогонку бегал Максим с вертолетом. Ох, было крику, когда мой брат, тогда еще он был Максюшенькой маленьким сыночком нашей мамочки, упал в этот бассейн, помогая мне первый раз в жизни поймать крылатое насекомое. Бабочку он поймал и свалился с ней в холодную водицу, еще не прогретую утренним не проснувшимся солнцем, после восьмичасового отдыха ночью. Точно! Солнце же не спит, оно греет вторую половину планеты, противоположный материк. Вот это у него адская работа — заботится о жителях планеты Земля без отдыха и отпуска. Конец света — это как раз будет тот момент, когда жаркая, яркая планета перехочет трудиться на наше благо и пойдет отдыхать от прямых обязанностей перед человечеством в холодное логово, ведь ему тоже жарко от такой температуры тела.
На втором этаже отсутствовали различные магазинчики, кафетерии и другие виды транжиривания денег, простой большой холл находился в процессе ремонта. Под стенками стояли большие террариумы с зеленью и порхающими в них бабочками, несколько клеток занимали еще канарейки и большой попугай ара. Зал стендами поделен на две части: дневных и ночных бабочек. У любителей ночи террариумы подсвечивались ультрафиолетом, неоном и люминесцентными лампами. От одного свечения я замерла и готова стоять часами, наблюдать за свето-чудом, сделанным руками человечества.
— Алисоньк, я пойду пофоткаю, а ты пока без меня посмотри? — Убирая с моих плеч руку, сказал Лешка, настраивая второй на камере ночной режим, — Только не потеряйся.
Я кивнула согласно головой в ответ и вздрогнула. От теплой руки на плечах грелось все тело, а когда не стало — мурашки пробежали по телу, цокая зубами от неоткуда взявшегося холода. Так приятно, когда тебя греют. Ой, так… Нужно взять себя в руки и не размокать, как последняя тряпка у бабушки на деревне. Еще чего тут думаю о руках, а в лоб меня не поцеловать?! Возле Леши очень приятно находится, от него излучается такое тепло, что моя голова мимолетом стает ветреной, как у Барби, вечно забывающей о чем с ней говорили, куда она положила блокнот в который записывает все, что б не забыть сделать.
Первым делом я удивленно рассматривая обошла дневную сторону, насмотрелась на ленивых букашек, не собирающихся тут летать перед мной развлекая, гордо показывать свои безумные окрасы. Канарейки в отличие от мотыльков отличались дружелюбием и настырным пением, перекрикивающим радио. Дальше сидел в огромной клетке попугай ара по кличке, написанной на табличке — Людвиг Ричард ІІІ. Вот имена то у крылатых! У нас дома тоже жил попугай, только звали его — Шопен. Наш Шопа был молчаливым мальчиком и пел исключительно только под классику, которую играла моя мама на своем фортепианно. Ладно, почти мальчиком: когда мы купили его на рынке, уже взрослого, женщина не могла ответить кто он — девочка или мальчик, а у птички на горлышке было белое пятно в виде галстучка, мама сказала: «Это мальчик, сама природа нам намекает!».Вот так Шопа и стал жить у нас, пел только с мамочкой, когда она играла нам с Максимкой. Через два месяца Шопен стал делать гнездо, тогда мы и узнали, что нам Шопа не мальчик, но имени ему не сменили. А вот сидящий в клетке Людвиг там какой-то был мальчиком злым и за знавшимся, пытающимся укусить прохожих за палец.
