Зеленое солнце - Марина Светлая
Обед — в придорожном кафе, а потом будут сами готовить или искать что-то поблизости.
Из магнитолы — тишина, потому что музыка в какой-то момент перестала быть им необходимой. Им нравилось изучать оттенки голосов друг друга.
На заднем сидении — фотоаппарат, который они хватали по очереди, когда останавливались, чтобы что-то сфотографировать на их пути. Или сфотографировать Милану, потому что ему понравилось снимать ее.
Телефоны — отключены, чтобы не садить, все равно связь здесь ловила плохо. И даже если кто-то звонил, узнают они об этом нескоро.
Они много и часто целовались, съезжая на обочины. Желание никуда не исчезало, становилось все сильнее, и чувствуя это, они снова пускались в путь, не зная, где и как застанет их будущее. И каким оно будет.
В этот день они существовали друг для друга.
Они открывали друг друга. Они открывались друг другу. И от этого становились немного иными, не такими, какими были вчера.
Предвечернее время, когда еще очень светло, но солнце неумолимо катится к склону, настигло их где-то далеко от населенных пунктов, посреди одного из бессчетных перевалов, и в поисках места для ночлега, недолго думая, Назар свернул на безымянную грунтовку, уводившую их в густые, темные ели. По той грунтовке, напоминавшей скорее тропу лесников или таких же, как сами, путешественников, они взобрались на вершину, обнаружив там огромную, бескрайнюю полонину, заросшую густыми изумрудными травами и цветами, с разбросанными то тут, то там острыми, похожими на зубцы, валунами.
И казалось, что вот теперь — они в верхней точке этого мира, пусть есть горы и выше, и величественнее этих.
Назар готовил им ужин, хозяйничая в трейлере и не подпуская Милану к плите, куда она, впрочем, и не стремилась. Милана суетилась снаружи, разложив на траве плед и раскладывая по нему нарезанные хлеб и овощи.
А потом с двумя чашками крепкого чаю они сидели близко-близко и касались плечами друг друга. Им было тепло и сладко. И вид полонины и горных склонов, по которым скользило золото, будто вода, стекая вниз, заставлял чуть жмуриться и говорить тише обычного, как если бы они боялись нарушить волшебство, которое лежало под их ногами.
Когда допили чай — так и вовсе замолчали, став частью тишины. Милана отставила чашку, устроив голову у него на плече, чувствуя умиротворение, которого никогда не знала раньше, но не вникая, что может быть тому причиной — летний вечер вдали от всего или молодой мужчина, который так близко, что она чувствовала его не только кожей, где они касались друг друга, но и сердцем, с замиранием стучавшим за ребрами, томлением в животе и мелкими иголочками в кончиках пальцев.
Ими она принялась обводить остроконечные треугольники, бывшие, вероятно, лучами, на татуировке Назара.
— Почему солнце? — спросила она, продолжая свои исследования.
— Потому что солнце — это начало всего.
— И что началось у тебя?
— Это в армии было еще. Я придумал себе, что после дембеля начнется. Жизнь новая. Программировал вот.
— Сработало?
— Тогда — нет. Сейчас думаю, что это и неплохо. Тебя дождался.
— Чудной ты, — улыбнулась Милана и снова склонила голову ему на плечо, глядя в бескрайний горизонт. — Олекса тоже вечно какие-то теории про свои татухи толкает. Пока я здесь — новую себе набил. Ему похвастать не терпится, а я не поддаюсь.
«Пижон чертов!»
Назар дернул уголком губ, но промолчал, хотя только ему и богу было известно, чего это стоило. Потому что от одного упоминания этого Олексы почему-то просыпалась дурная, глупая, нерациональная, первобытная ревность, о которой он и не подозревал до того дня, как встретил свою Милану.
Свою. Она была своей — его. Настолько, что хоть впечатывай под кожу ее имя.
И единственное, что примиряло — что она здесь, с ним.
— Я тоже еще хочу, — после некоторого молчания проговорил Назар.
— Уже знаешь — что?
— Не-а. Просто хочу и все.
— Тогда что-нибудь красивое, — заявила она. Становилось прохладно, но вставать совсем не хотелось. Милана забралась к нему под руку и устроилась удобнее, согреваясь теплом его тела, — чтобы мне тоже понравилось.
— Красивое, как ты, — улыбнулся Назар и поцеловал кончик ее носа, после повернул голову к бескрайнему простору, за который почти уже занырнуло солнце, как вдруг вздрогнул и напрягся всем телом. — Милан…
— М? — тихонько спросила она, с удивлением глядя на небо. И то вдруг разлило по краю утонувшего за чертой солнечного диска изумрудно-синеватую вспышку, дающую цвет закату. Эта зелень отразилась в ее глазах и скользнула по коже тихим, магическим, потусторонним лучом, от которого выступили мурашки. И у Назара тоже, потому что на эту зелень он смотрел безотрывно и ошалело, крепко прижимая к себе Милану, и как не мог оторваться от нее, так не мог оторваться и от того, что видел. Хоть слово сказать.
И лишь темные горы, покрытые зеленью трав и елей, казались сейчас черными против зеленого цвета, которым вдруг заполыхало солнце в одно мгновение, но навсегда оставаясь в их воспоминаниях.
Заполыхало и погасло. Все закончилось так же резко, как началось, будто бы ничего не было. Всего две секунды, которые пронеслись целой жизнью. И на горы стали ложиться сумерки.
— Скажи мне, что это были не глюки, — шепнул Назар.
— Это были не глюки, — так же шепотом отозвалась Милана, — только я понятия не имею, что это такое было.
— Зеленый луч.
— А вдруг марсиане? — хихикнула она.
— Нет, — мотнул Назар головой, — это как у Жюля Верна… Зеленый луч. Я думал, его только на море можно увидеть…
— Уверен?
— Да. И… и не может быть… Это охренеть, какое редкое явление.
— Зато прикольно! — восхищенно выдохнула она.
— Прикольно… а знаешь, что это значит?
— В этом ты точно умнее меня.
— Нет, просто
