Она любила кофе (СИ) - Полесья Золотникова
— В смысле? — не поняла Татьяна.
— Даже самый верный мужчина не сможет долго жить в аду, где его ненавидят и презирают. И, знаешь, действительно ненавижу Диму за вечные исчезновения, за этот чертов, хренов бизнес, за то, что он выбирает компанию! Снова и снова! Я устала биться за любовь с тем, кого люблю! А самое главное не поняла, когда именно должна была остановиться! И он тоже не выдержал. Изменять вот начал, — наконец рассказала правду Вера, грустная, как никогда.
Каждое слово давалось девушке тяжело, зато стоило тому сорваться, ей становилось легче, несмотря на боль.
— Как изменять?! — чуть не подавилась возмущением Танька.
— И не поверишь с кем. С той самой офисной секретаршей! И эта тварь мне фото прислала после родов по WhatApp! Поздравила, называется! Знала бы раньше, вообще бы убила её! Не только бы пенделя дала! — она с трудом не срывалась на крик, стараясь сохранить хотя бы долю самообладания.
Не ради себя, а ради новорожденного сына, что сейчас с улыбкой видел беззаботные сны. Таня заключила сестру в объятия.
— Я с тобой, Вер! Чтобы ни случилось, я всегда буду с тобой! — искренне произнесла Щука.
— Нет, обещай другое, — неожиданно сказала старшая, слегка отстранившись и проникновенно заглянув в глаза, — обещай, что никогда не повторишь моих ошибок, что всегда будешь поддерживать Сергея. Сколько бы людей ты не встретила, его береги как зеницу ока. Он действительно очень хороший человек. Не потеряй. К сожалению, любимый может уйти, любимого может не стать. И это суровая, бл*дская правда.
— А как же теперь ты? Простишь? — в лоб задала вопрос Татьяна.
— Не знаю. Мы оба виноваты во всём, — грустно заключила Верка, уже тише добавив. — Я не могу сейчас смотреть ему в глаза и в то же время умираю без них. Что будет дальше, одному Богу известно. Сын — его копия. Мне никогда не забыть Диму, но видеть больно, очень больно.
— Понимаю, дорогая. Все ведь наладится? — с надеждой спросила Щукина.
— Говорят, время лечит… — философски подытожила старшая, — я хочу верить, что однажды смогу принять Диму обратно. Принять хотя бы, как отца ребенка. Жизнь — такая сложная вещь. Сдохнуть хочется.
Таня вновь обняла сестру.
— Нельзя. В тебе нуждается сын. Посмотри, какой хороший, какой маленький и очень любит свою маму. Не грусти. Я хочу, чтобы мой племянник питался самым лучшим. Лучше маминого молока ничего нет. Сама знаешь, какая бяка эти смеси.
Вероника вяло улыбнулась.
— А сейчас попробуй заснуть, хорошо? — с волнением в голосе попросила Щука.
— Я сказала ему убираться… — растерянно прошептала Вера, до сих пор не в силах простить саму себя за резкость.
— Не думаю, якобы старший Илларионов возьмет, и так легко тебя послушает. Они же братья, упертые бараны. Порода такая. Дима ещё вернется. Поверь мне, — уверенно сказала Татьяна.
— Да, наверное…
— Это солнышко никогда не останется без отца. Всё, ложись. Тебе надо сохранить молоко. Постарайся не думать о плохом.
— Спасибо, Тань. Ты — настоящая сестра.
— Ну, а, кто меня вечно за уши вытаскивал из неприятностей? Теперь мой черёд благодарить. Спокойной ночи.
— Спокойной, — тихо отозвалась молодая мать.
Щука вышла, прекрасно понимая: Вере необходимо побыть одной.
«Держись, сестра, — мысленно произнесла Татьяна, с теплом взглянув на закрытую дверь, где старшая принялась успокаивать заплакавшего ребёнка. — Ух, и голос у тебя, Илларионов Артем Дмитриевич. Командирский».
Усмехнулась про себя Щукина, затем прошла к себе в спальню, откуда набрала номер любимого.
— Сереж, тебе удалось найти Димку? — взволнованно спросила девушка, когда гудки в динамике сменились на учащенное дыхание Илларионова.
— Да, нашёл. Едем в больницу.
— Что?!
— Димка попал в аварию. Пьяный идиот! Просил ведь его ни садиться за руль. Всё, не могу. Я на скорой.
Бариста отключился. У Тани душа ушла в пятки. По её спине пробежался холодок. Внутри все замерло, натянувшись в подобие струны.
— Нет! Только не это!
Спустя час
Таня наполнила кружку своим любимым ароматным кофе, и никто больше не придирался к её тайной слабости. Женщинам было не до местной нарушительницы порядка.
Артем упрямо не смолкал. Вере лишь оставалось удивляться резкой смене поведения обычно спокойного малыша. На помощь ей подоспела Светлана Викторовна, настоятельно отправив старшую Щукину отдыхать.
— Иди, я сказала, тебе нужны силы! Поешь и спать, понятно?! Бабушка Света поможет. Сейчас весело поиграем, да, Темка? Дадим маме поспать? — раздался очень нежный, теплый голос матери Илларионовых.
Все-таки внук довольно плодотворно повлиял на неё. Младшая отчаянно надеялась: сестре удастся вздремнуть. Детский плач не затихал. Ребенок словно чувствовал беду, но не умел рассказать о ней.
Сама Щука не решалась оповестить старшую, итак, находящуюся на грани истерики и здравомыслия. Пусть даже та совсем недавно сидела напротив за обеденным столом. Таня не смогла. Это было чудовищно.
«Идиот! Кретин! Придурок! Вроде взрослый мужик!» — про себя ругала старшего брата Сергея, а затем не заметила, как уснула, сидя…
После трудной ночи первой проснулась от настойчивого звонка Вероника.
— Вы жена Илларионова Дмитрия Викторовича? — спросил холодный мужской голос, не сулящий ничего хорошего.
— Да, а что?
— Ваш муж попал в аварию…
— Что?! — не поверила собственным ушам, едва устояв на ногах.
— Он находится в реанимации. Врачи делают все возможное. Нам необходимо задать вам несколько вопросов. Сможете подъехать в участок?
— Да, конечно, назовите адрес, — с трудом смогла ответить жена Дмитрия.
— Хорошо, слушайте…
Запомнив место, старшая Щукина торопливо разбудила Таню со свекровью.
— Я должна срочно ехать. Присмотрите за Артемом, — поставила перед фактом красиво одетая, накрашенная на скорую руку, Вера.
— В смысле? Куда?! — сразу забеспокоилась Светлана.
— Дима попал в аварию. Меня вызывают в полицейский участок. Возбуждено уголовное дело. Есть подозрения на покушение. В колесах машины и теле Димы обнаружены пули. Будут искать виновного, — сухо поведала девушка, казавшись хладнокровной, как никогда.
Ровный голос, серьезный, строгий взгляд, невозмутимое выражение лица, гордая, прямая осанка, но Татьяна знала — это просто маска. На самом деле Вере не плевать, и жизнь Дмитрия была для нее важна не меньше, чем жизнь сына. Она любила мужа, до сих пор любила.
— Бутылочка со сцеженным молоком
