Беспринципный (ЛП) - Корте Белла Ди

Капо горевал и, видимо, не использовал все свои слова.

— Настоящей матери? — в замешательстве спрашиваю я.

— Старая история. Получается что-то вроде этого. Две женщины ссорились из-за одного ребенка, обе утверждали, что являются его матерью. Королю становится известно об их вражде, и он зовет обеих женщин в свои покои. Он слушает обе стороны, но понятия не имеет, кто из них настоящая мать. Поэтому он делает то, что король делает лучше всего, и издает указ, основываясь на том, что он знает. Он говорит обеим матерям, что, поскольку он не может по-настоящему принять решение, ребенок принадлежит им обеим. Он возьмет свой меч и разрубит ребенка пополам. Каждая мать получит половину. Одна мать соглашается на это. Другая мать отказывается. Она говорит королю, что другая женщина может забрать ребенка. Она не хочет, чтобы ему было больно. Тогда король отдает бескорыстной женщине ребенка.

— Она любила ребенка настолько, что пожертвовала ради него собственным сердцем, — говорю я.

— Даже заботы о нем ей достаточно. Это не обязательно должна быть любовь.

— Тогда, наверное, ты можешь называть меня настоящей матерью. Хотя, когда Джиджи ушла, она велела мне позаботиться о тебе. А что будет, если мы обе отдадим тебя королю?

— Никто из вас не отдаст меня королю, — сказал Капо.

Это было странно, но я могла бы поклясться, что его следующие слова были бы: — Потому что я — король.

— Капо…

— У меня сейчас нет на это терпения, Марипоса.

— Я понимаю. — С моей стороны было глупо даже поднимать эту тему. Да, так и было. Я позволила эмоциям взять верх, но на самом деле я хотела, чтобы он был счастлив. Смерть его деда только доказала, что у нас есть только здесь и сейчас — одна жизнь. — Береги себя, Капо, — прошептала я, прежде чем уйти. Если не считать денег, я никогда не просила многого, но в тот момент я требовала ясности в этом, в любви, как требовала его уважения.

— Тебе не нужно разрешение, чтобы называть меня Амадео, — сказал Капо, и я остановилась, повернувшись к нему спиной. — Нонно дал мне это имя. Он хотел, чтобы это было мое имя с самого рождения. Вот почему моя семья зовет меня Амадео. Это твое право — называть меня как хочешь. Но я никогда не позволю другому человеку называть меня Капо или мужем. Это только твоя привилегия. Ты дала мне это имя, Марипоса, также как и я дал имя тебе. Остальные… — он вздохнул. — Не имеют значения. Имена — это просто имена. Метки, которые только лежат на поверхности.

Должно быть, он почувствовал мое колебание, потому что откашлялся.

— Джиджи — дочь Стеллы. Моя двоюродная сестра, так что ты намекаешь на инцест. Но никогда не поднималось в беседах, кем она приходится мне, и, честно говоря, мне нравилось, что ты ревнуешь, когда думаешь, что она была кем-то значимым для меня.

Вместо того чтобы произнести что-то похожее на извинение, я спросила:

— Тебе это нравилось?

— Ты реагировала очень мило.

Мило. Я ненавидела это слово. Щенки милые. Дети такие милые. Даже крошечные овощи милые. Но взрослая женщина не должна быть милой. Она должна быть…

— У тебя голова идет кругом. — Затем он опустил голову, прислонившись лбом к сложенным ладоням.

Я на цыпочках вернулась к скамье и снова села рядом с Капо. Я медленно подняла руку и положила ему на спину. Его мышцы были напряжены, почти одеревенели, но от моего прикосновения он, казалось, немного расслабился.

А что насчет меня? Я старалась не ерзать. Мысль о том, что мне придется познать его настолько глубоко, заставляла меня волноваться. Убеждения и вера были личными. Это были две из немногих вещей в этой жизни, которые мы действительно должны были сохранить, и кроме любви и наших грехов, что еще можно было взять, когда мы умирали?

Капо пришел в церковь не просто так. Мне нужно исчезнуть, чтобы меня увидели.

Внезапно вес вещи в кармане напомнил о себе. «Поиграй со мной», — казалось, шептала она, но прямо мне в ухо. Я вытащила мамины четки, растирая прохладные бусинки между пальцами.

Впервые он посмотрел на меня, на то, что я делаю. Луч света прошел прямо сквозь витраж и ударил ему в глаза. Капо стал мозаикой — стеклом, сдерживающим прилив. Я посмотрела на его горло. Кто-то пытался пробить его защиту. Кто бы это ни был, он разбил его вдребезги, чтобы он снова собрал себя по кусочкам. Твердые, металлические линии, которые держат стекло целым, были так очевидны на его лице, если у кого-то доставало смелости увидеть.

Мне нужно исчезнуть, чтобы меня увидели.

Ti vedo.

Я тебя вижу.

Я вижу прямо сквозь прекрасное голубое разбитое стекло. Я вижу жесткие линии, которые служат связующей нитью. У меня хватает смелости откинуть образ охотника, чтобы заглянуть в глаза человека, глаза, которые делают человека с бьющимся в его груди сердцем цельным.

Я вижу тебя, мой муж. Я вижу тебя, мой Капо. Я вижу тебя, сердце мое. Я вижу тебя, мое все.

Я держала четки в одной руке, а другой дотронулась до его щеки.

— Приятно иметь друга, который… не возражает против тишины, какой бы громкой она ни была. — Мой голос был таким же мягким, как и прикосновение.

— Как хорошо, что ты здесь, Марипоса, — его голос был хриплым. — La mia piccola farfalla. Моя маленькая бабочка.

Потом мы больше ничего не сказали друг другу, погруженные в пучину его молчаливого горя, которое почему-то казалось таким громким в моем сердце.

20

МАРИПОСА

Как только мы вышли из церкви, Капо помчался обратно к дедушке. Он велел мне собираться. Капо сказал, что мы отправляемся в свадебное путешествие. Я чувствовала себя виноватой. Мы покидали семью в то время, когда все должны были держаться вместе, но Капо сказал, что они дали нам свое благословение. Его дед хотел бы, чтобы мы поехали. Однако что-то было не так, и я знала, что это как-то связано с теми двумя, которые были снаружи церкви.

Татуировки на их руках совпадали с татуировками Капо. Было понятно, что он когда-то бегал в их стае. Но я подумала… может быть, шрам у него на горле как-то связан с ними? Я не была уверена, а когда задала несколько наводящих вопросов, Капо сказал мне продолжать собираться. Я восприняла его отказ отвечать мне как утвердительный ответ. Может быть, он хотел увести Ахилла и Артуро подальше от семьи?

Нам потребовалось два часа, чтобы попрощаться со всеми. Они заставили меня пообещать, что Амадео скоро вернется. Они чувствовали, что он слишком долго находится вдали от “дома”. Я понятия не имела, как реагировать, когда они продолжали говорить мне, что любят меня и будут скучать.

Больше всего меня удивило то, что несколько слез скатились по моим щекам после того, как мы покинули семью. Я спрятала глаза за темными очками, чтобы скрыть это, но Капо заметил.

Он вытер слезу с моего лица, а затем слизнул ее с пальца.

— То, что мы уезжаем, еще не значит, что ты покидаешь это место навсегда. Ты вернешься.

Я все еще понятия не имела, куда мы направляемся, но после того, как мы сели на самую большую лодку, которую я когда-либо видела, я поняла, что мы отправляемся в морское путешествие. Капо встретил капитана, как только мы поднялись на борт. Он был каким-то образом связан с кланом Фаусти — что естественно.

Капо поправил меня, когда я назвал корабль лодкой. Это была яхта. Лодка. Яхта. Плавучий особняк. Все эти названия означали для меня одно и то же. На корабле было множество шикарных кают, множество эффективных рабочих, и все, чего бы мы ни захотели, было в нашем распоряжении, стоило только попросить.

Я заснула где-то на Сицилии, а проснулась в Кала-Гононе, городе на Сардинии. Мы провели там целый день. Вода была сапфировой, топазовой и изумрудной, всех оттенков, которые даже было сложно описать словами. При этом можно было видеть самое дно. Море представляло собой водяную дельфинью нору, переносящую пловцов в другой мир. Море было прохладным, моя кожа разгоряченной, губы Капо солеными, когда они касались моих, и я не могла представить себе более совершенного места, даже если бы попыталась.