Подлинное искупление (ЛП) - Коул Тилли
— Тогда я освобождаю тебя от этой вины. Если тебе нужно, чтобы тебя простили, позволь мне подарить тебе это прощение.
Ее бедра задвигались быстрее, мое тело реагировало на неослабевающий ритм. Но потом я заплакал, я, черт возьми, заплакал, когда она снова повторила свои слова.
— Я прощаю тебя, малыш. Прощаю тебя за то, что ты сделал.
От нахлынувших эмоций у меня сдавило горло. Дыхание Беллы стало рваным и прерывистым.
— Райдер, — прошептала она, и ее сердце забилось мне в грудь грёбаной симфонией. — Райдер.
Ее рука сжалась у меня в волосах. Я напрягся всем телом и, резко выдохнув, толкнулся в неё сильнее. Белла застыла в моих объятиях и, выгнув спину, прижалась ко мне грудью. Она вскрикнула мне в шею, притянув меня к себе так близко, насколько это вообще было возможно.
То, как запульсировала вокруг меня ее плоть, толкнуло меня за грань. Не в силах больше сдерживаться, я вонзился в нее еще три раза и проревел о своем высвобождении. Мой голос был резким и надтреснутым, ослабшим после сегодняшнего дня. Когда я кончил, она зарылась рукой мне в волосы и прошептала:
— Я тебя прощаю. Я люблю тебя. Пришло время стать свободным.
Я уткнулся головой в подушку. На какое-то мгновение из сознания испарились все лица и голоса. Там остались только мы.
— Я люблю тебя, — прошептала Белла.
— Я тоже тебя люблю, — глухо сказал я. — Ты единственное хорошее, что было в моей жизни. В итоге, ты оказалась тем раем, который я искал. Ни вера, ни молитвы… только ты… только ты.
Лицо Беллы озарилось любовью, и она заёрзала подо мной. Я вышел из нее, и она свернулась калачиком. Она обняла меня за пояс и положила голову мне на грудь. Я поигрывал с ее влажными волосами, и ее теплое дыхание овевало мне кожу.
В комнате стояла тишина. Словно прочитав мои мысли, Белла произнесла:
— Люди в баре затихли… наверное, тоже пошли спать.
— Да, — ответил я.
Белла подняла на меня сонные глаза.
— Спи, малыш. Завтра все станет лучше. С восходом солнца всё всегда меняется к лучшему. Солнце принесет новый день. Облегчит бремя твоей души.
От ее слов у меня сжалось сердце. Ее начало клонить в сон. Прежде, чем ее глаза закрылись, я сказал:
— Спасибо, Белла. Спасибо тебе за твою любовь… за все это. Ты даже не представляешь, как много для меня значишь. Каким внутренним покоем ты меня наполнила.
— Спасибо тебе, — она улыбнулась. — Спасибо, что спас мне жизнь.
Через несколько минут Белла уснула. Ее дыхание стало глубоким и размеренным, и я понял, что она крепко спит. Но я не смыкал глаз. Я наблюдал за тем, как сверкающие снаружи молнии становились всё ярче, и откуда-то издалека приближалась гроза. Дождь все громче барабанил в окна, а над нами грохотал гром.
Я посмотрел на стоящие на столе часы и тяжело вздохнул. Мне нужно было уходить. Я осторожно переложил Беллу со своей груди на матрас. Когда она вдруг заворочалась во сне, я замер, но ее дыхание снова выровнялось. Я посмотрел на женщину, завладевшую моим сердцем. Я жадно вглядывался в ее черты. Пытаясь сохранить в памяти каждую ее частичку.
Я никогда не забуду эту ночь. Мне никто в жизни никогда искренне не говорил, что любит меня. Десять букв, три простых слова, которые врезались мне в душу с мощью и разрушительной силой кометы.
— Я люблю тебя, — прошептал я, желая сказать это снова. — Тебя ждет счастье, детка. С этого момента только хорошее. Только свобода.
Я тихонько прокрался в ванную и поднял с пола свою кожаную одежду. Меня ничуть не волновало, что вся она была в засохшей крови. Очень скоро это не будет иметь никакого значения.
Выбираясь из комнаты, я не нашел в себе сил взглянуть на Беллу. Я и не вспомнил о рубашке. Мои ноги были босыми. Когда я проходил через бар, он показался мне городом-призраком — опрокинутые, недопитые стаканы, не доигранные партии в бильярд.
Я покинул клуб через задний выход и вышел во двор. Под теплым проливным дождем я направился по полосе газона. Ноги провалились в мокрую, илистую землю. Волосы прилипли к спине.
С каждым шагом я представлял себе Беллу. И улыбался. Улыбался всей той жизни, что ее ждёт. Всему тому, чем она будет заниматься, что увидит… человеку, которого она полюбит. И хотя мне была невыносима мысль о том, что она будет делать все это без меня, любя кого-то другого, это наполнило мое сердце таким покоем, какой я никогда в жизни и не мечтал ощутить.
Белла свободна… она в полной безопасности.
Это было здорово.
Пробираясь сквозь густые деревья, я увидел впереди тусклый свет. Дверь старого сарая уже была открыта и ждала меня. Приближаясь, я стал считать шаги. Через двадцать шагов я оказался у двери. И остановился у порога. Затем закрыл глаза, сделал глубокий вдох и вошёл внутрь.
В гробовой тишине я обвёл глазами сарай. Ко мне один за другим поворачивались братья. Я встретился взглядом с каждым из них. Они расступились в стороны — кто-то вправо, кто-то влево — создав тем самым импровизированную тропу, ведущую к месту моей расплаты.
Я глубоко вздохнул и пошел вперед. Братья, все одетые в кожаные штаны и байкерские жилеты, молча смотрели, как я проходил мимо них. Но я глядел прямо перед собой. Мои шаги сопровождались звуками скользящих по ломикам рук и лязгом ножей. Я занял своё место. Подняв голову, я увидел две свисающие с крыши цепи. На концах у них висели широкие металлические наручники.
Я встал прямо у цепей, затем повернулся к братьям. На меня уставилось целое море моих бывших друзей. От влажного грозового воздуха на их лицах и обнаженных торсах выступил пот. Большинство из них так и не смыло с себя кровь, оставшуюся после резни в общине.
Я решил, что в этом нет никакого смысла.
Затем оглядел братьев, которые когда-то пострадали от моих действий: АК, Тэнк, Булл, Викинг, Флейм. Я увидел новичков, с которыми я так и не успел познакомиться: Хаш, Ковбой, Таннер… А потом перед глазами возник Смайлер. Он стоял позади всех, с совершенно измученным выражением лица. Его длинные каштановые волосы были собраны сзади, но в руках он ничего не держал. У меня внутри всё сжалось. Он оказался единственным. Смайлер оказался, бл*дь, единственным.
Он остался моим настоящим другом. Даже сейчас, после всего. Тем, кого я никогда не заслуживал.
Не в силах больше смотреть в его огорчённые глаза, я перевел взгляд на Кая и Стикса. През и ВП стояли бок о бок впереди всей толпы. Стикс был по пояс голым, даже без байкерского жилета. Я понял, почему. Вдоль всей его груди тянулся большой шрам в виде свастики — тот самый, который появился в результате моего обмана. А в руке он держал немецкий нож.
Его любимый нож.
Он свирепо смотрел на меня, но я на него уже не глядел. Вместо этого я перевел взгляд на Кая. Светловолосый брат шагнул вперед. Без лишних вопросов, я поднял руки. Кай подошел к расположенному на стене рычагу и, не сводя с меня глаз, потянул его вниз. Я услышал, как сверху опускаются цепи. Кай вернулся ко мне и сковал мои запястья.
Когда он отошел, я уставился вперед и зафиксировал свой взгляд. Снова скрипнул рычаг, и цепи потянули меня за руки. Цепи потащили меня вверх, и я стиснул зубы, почувствовав, как взвыли от боли мои плечи. Меня поднимали на цепях до тех пор, пока пальцы моих ног не оторвались от земли где-то на сантиметр.
Цепи закрепили, я был готов.
Первым вперед вышел Стикс. Тишину нарушали только звуки грома, льющего снаружи дождя, и расхаживающего по старому полу Флейма.
Стикс поднял нож и приставил его кончик к моей груди. Я закрыл глаза. Закрыл глаза и представил себе лицо Беллы. Мне нужны были силы для того, что уготовила мне эта ночь.
Потому что эта смерть не будет быстрой.
И я согласен, она и не должна быть быстрой.
Затем, вспыхнула оглушительная боль от вспарывающего мою плоть лезвия. Пытаясь дышать сквозь эту пытку, я так сильно стиснул зубы, что заныла челюсть.
Лезвие замерло, и я открыл глаза, но тут же встретился с безумным взглядом карих глаз. Задыхаясь от победы, Стикс поднес нож к краю моей груди. На этот раз я не закрывал глаз до тех пор, пока он не закончил вырезать на моем торсе крест. Сквозь рассеченную кожу по груди потекла кровь, руки дернулись от мучительной боли. Плечи взвыли от давящей тяжести моего тела, но я из последних сил сдерживал крики, которые грозили вот-вот вырваться из моей груди.
