Рене Манфреди - Выше неба
– Это как бы увековечит ваши отношения с Джеком, и в конечном счете тебе будет просто больно. – Стюарт смотрел на него молча. – Отношения закончились. Ты уже когда-то горевал о нем. Разве тебе надо переживать все это снова?
– Тебе-то что? Это не имеет никакого отношения к тебе. К нам. – И перед тем как вернуться к проблеме желтых оттенков, он быстро и нежно поцеловал Дэвида. Одним из качеств, которые он больше всего ценил в Дэвиде, было то, что с ним можно так свободно разговаривать. Ценой общения с Джеком были обиды и сарказм.
– Я действительно не хочу, чтоб ты ехал. И прошу тебя не ездить.
– Ты говоришь глупости. Это все неуверенность и глупость.
Дэвид не отступал:
– Если ты уедешь, то к твоему возвращению меня может здесь уже не быть.
Стюарт спокойно посмотрел на него:
– Это угроза?
– Нет. Просто мне придется задуматься, что значит иметь партнера, который не уважает моего мнения.
– Хорошо, – сказал Стюарт. – Я понимаю. – На самом деле Дэвид имел в виду совсем не это. Годы, проведенные с Джеком, научили его подавлять панику. Стюарт больше не чувствовал себя расстроенным или отчаявшимся каждый раз, когда возлюбленный хлопал со злостью дверью или не был там, где обещал. Однако никогда раньше Дэвид еще не казался таким поникшим. Неужели все так серьезно?
Он поговорит с ним позже, когда вернется от Анны, решил Стюарт, ведя сквозь лесной тоннель зеленый джип «Чероки», который они с Дэвидом купили на прошлой неделе. Салон был обтянут кожей, машина даже пахла богатством. Он включил музыку и достал телефон. Нет. Не сейчас. Зачем начинать это сейчас?
В Портленде он остановился, чтобы пробежаться по магазинам. Что, черт возьми, Джеку нужно? Одежда? Книги? DVD всегда были верным выбором. Он нашел несколько малоизвестных фильмов Роберта Митчема. Потом взял несколько картин с участием Бена Эффлека, которого Джек тоже очень любил. Для Флинн он нашел записи «Ривердэнс» – Анна как-то сказала, что внучке нравятся ирландские танцы.
Когда он уезжал из Ворчестера, шел легкий снег, но здесь была настоящая зима. Сосны и ели сгибались под тяжестью льда и снега.
Он остановился в небольшой гостинице, в часе езды от Анны, чтобы выпить чашку чаю и переждать непогоду. В ресторане, окна которого выходили на все четыре стороны света, был огромный камин, в котором лежали толстые березовые поленья. Стюарт был здесь дважды: однажды с Дэвидом, по пути на вечеринку к Анне в канун Нового года, а второй раз один, когда ему вдруг невыносимо захотелось увидеть Джека. В тот раз он взял себя в руки и вернулся.
Стюарт сел в углу, подальше от беспокойной толпы туристов. Это было хорошей идеей – спокойно посидеть, собраться с мыслями перед встречей. Иногда Стюарта охватывали грусть и сожаление по той жизни, которую они вели. Но такое случалось не часто. Обычно он чувствовал себя счастливым от того, что теперь рядом с ним человек решительный и верный, который безоговорочно любит его.
Зал был полон семейными парами и шумными детьми. Снаружи горы были уже полностью покрыты снегом. Стюарт заказал себе бренди и задумался, похожи ли комнаты в этом отеле на комнаты в В&В, где они с Джеком обычно останавливались. У Дэвида не было и оттенка сентиментальности. Временами, когда Стюарт предлагал поехать на север, посмотреть на листья, Дэвид в первую минуту думал, что Стюарт имел в виду редкие заархивированные рукописи или фронтисписы старых книг.
– А чем отличаются листья в Массачусетсе? – как-то изумился Дэвид, когда Стюарт объяснил, что имел в виду. Стюарт только закатил глаза. В такие мрачные моменты он задавался вопросом, не слишком ли они разные для долгого жизненного пути. Но было в их отношениях нечто, что можно было назвать любовью крепкой, как скала.
Скорее всего, ночью будет большой снегопад. Анна готовит сейчас свой восхитительный суп и, может быть, уже зажгла огонь в камине. Это было чем-то похожим на возвращение домой: теплота, полумрак и аппетитные запахи еды. Стюарт был благодарен Анне. Он чувствовал благодарность за все ее приглашения – даже если он не принимал большинство из них. Если бы Джек не жил там, то они с Дэвидом бывали бы у Анны чаще. Родители Стюарта ушли из жизни с разницей в четырнадцать месяцев. Его отец умирал мучительно от рака поджелудочной железы. Один за другим взрослые дети приходили в палату отца, чтобы попрощаться: у Стюарта было восемь племянников, не считая сестры и братьев. Отец лежал в кровати, поддерживаемый подушками, и казалось невероятным, что это именно тот человек, который знал все о его детстве, что именно эти руки держали его еще ребенком. Такой странной казалась эта мысль. Неужели этот человек навсегда унесет с собой все, что знает о ранних годах Стюарта? Вот это и есть самое страшное, думал Стюарт, когда история твоей семьи просто исчезает со смертью родителей. Возможно, его близкие чувствовали то же, хотя и не совсем так, – у них были свои дети, свои семьи, свои праздники. Оба его брата жили в штате Массачусетс, а сестра – в Нью-Хэмпшире. Они никогда не приглашали Стюарта в гости. Он не понимал, как далек от них, – попросту не чувствовал этого, – пока родители были живы. Теперь они с Дэвидом встречали праздники вдвоем, а о Рождестве вообще старались не вспоминать. Стюарт не считал, что родственники избегают его, он просто не встречался с ними. Он не обижался на то, что его не включают в семейную жизнь, но его ранила их забывчивость – намеренная забывчивость, как он подозревал, – из-за которой его не приглашали на семейные встречи.
Он потягивал бренди, отвернувшись от двух семей, которые вошли в столовую. Две ужасные женщины, в тридцать лет – уже толстые деревенские бабы, в одежде цвета хаки и в синтетических водолазках, которые они, вероятно, купили на распродаже. Ему даже захотелось сказать, что если они хотят пополнить свой гардероб дешевыми водолазками, то покупать следует только черные. Оплывшие женщины с мягкими задницами и еще более мягкими мозгами, пыльными волосами в окружении невоспитанных детей. Эти глупые семьи из городков и областей, с их консерватизмом, микроавтобусами и убежденностью в своей правоте.
Что с ним сегодня? Он редко так ненавидел людей. Возможно, это из-за ссоры с Дэвидом. Тот умел давить на Стюарта, и Стюарт был вынужден уступать. Слишком часто он понимал, что причиной хандры был Дэвид, только когда скверное настроение проходило. Но все же раньше ему не бывало так мерзко, как сейчас.
Он повернулся к окну. На улице двое мужчин в шапках, похожих на русские ушанки, вырезали скульптуру из блока льда. Они пользовались долотами и чем-то, что показалось Стюарту шлифовальным станком. Вокруг были расставлены мощные фонари, видимо, они планировали работать долго. Стюарт рассеянно наблюдал, как трудятся мужчины. Он начал понемногу расслабляться от тепла, исходящего от камина, и от бренди в желудке.
