Ширли Эскапа - Время любви
Переходя от одной группы гостей к другой, Марк предлагал охлажденное шампанское и развлекал всех веселыми рассказами, заражая своим смехом.
Чуть позже к нему подошла Фрэн и едва заметно кивнула, что, мол, хочет сказать ему пару слов. Марк улыбнулся и повел жену в круг танцующих.
— Ты не знаешь, что могло так расстроить твою мать? — озабоченно спросила Фрэн.
— С чего ты взяла, будто она чем-то расстроена?
— Лючия сообщила мне, что, как только внесут праздничный торт, она собирается покинуть гостей.
— Ну, наверное, просто утомилась, все-таки ей уже немало лет.
— Нет, она сказала, что у нее еще есть серьезное дело. — Фрэн держала в руке зажженную сигарету, хотя курила очень редко. Теперь она нервно затягивалась. — Да и вообще на нее не похоже покидать ею же задуманные вечеринки, ты не находишь?
Их пару разбил Руфус. Марку было приятно наблюдать за женой и сыном, кружащимися в вальсе, но необычное поведение матери все-таки запало в душу.
Верная своему слову, Лючия ушла из зала. Вскоре после этого к Марку подошел отец и сообщил, что тоже поднимается наверх.
— Не беспокойся, с нами все в порядке, и я, и мама чувствуем себя отлично. Но у нас возникли кое-какие проблемы, которые следует обсудить.
— Могу я чем-нибудь помочь?
— Думаю, нет. Кроме того, нельзя, чтобы вся семья бросила гостей! Это неприлично.
Повернувшись на каблуках, Теодор быстро вышел из зала. Лючию и инспектора Джима Нилсона он нашел в уютной гостиной жены.
Оба молча смотрели на раскрытую косметичку, лежавшую на мраморном кофейном столике. Возле косметички Теодор заметил брошь Лючии, выполненную в виде бабочки с распластанными крыльями. Золотая, с эмалевыми прожилками, усыпанная бриллиантами, бабочка была как живая. Руфусу впервые позволили взять ее в руки, когда ему исполнилось десять лет.
Глава 37
— Я никак не могла ее найти, поэтому попросила инспектора Нилсона и его помощника Дэйва Хэннинга осмотреть дом, — ледяным тоном проговорила Лючия.
— Где же она была найдена?
— В комнате Джины О'Коннор.
Воцарившуюся тишину нарушил громкий шепот Лючии:
— Брошь лежала рядом с противозачаточными таблетками!
— Так, что же теперь делать? — задал Теодор риторический вопрос.
— Решать тебе.
— Ты никому ничего не скажешь, — деловым тоном произнес глава семьи. — Только так можно избежать нежелательной огласки. — Он повернулся к Нилсону: — Надеюсь, инспектор, вам не надо объяснять, что происшедшее следует держать в тайне? Это входит в ваш контракт.
— Конечно, сэр.
— Отлично. В таком случае прошу вас вернуться к вашим обязанностям.
Когда тот, щелкнув каблуками, вышел, Лючию словно прорвало:
— Гости разъедутся только к четырем часам утра. Марк и Фрэн к тому времени наверняка уйдут, они редко задерживаются после полуночи. Пошли Алека за Руфусом в четыре часа или чуть раньше, если останется всего несколько человек.
— Понимаю. Ты хочешь рассказать об этом самому Руфусу. А Марк и Фрэн узнают о краже после него.
— Именно. И пусть сам Руфус решает, как ему поступить со своей подружкой.
Лицо Теодора омрачилось.
— Мальчику придется нелегко, — заметил он.
— По-моему, он ничего о ней толком не знает. Наверняка она не стала посвящать его в тонкости своего происхождения и сомнительных связей своего отца с мафиозными структурами.
— Так ты намерена показать ему секретный отчет?
Лючия выпрямилась в кресле.
— Думаю, это будет лишним. Но если потребуется, обязательно покажу.
Как и предсказывала Лючия, Фрэн и Марк уехали сразу после полуночи. Оба пребывали в радостном настроении — всегда приятно видеть собственного ребенка счастливым, а Руфус так и светился от переполнявшего его счастья.
К трем часам утра гости начали разъезжаться. Алек, получивший соответствующие инструкции, подождал, пока осталось восемь человек, и подошел к молодому хозяину.
— Прошу прощения, сэр, вас хотят видеть дедушка и бабушка.
— Что, прямо сейчас? — Брови Руфуса в изумлении полезли вверх.
— Они ждут вас в гостиной миссис Картрайт. И еще они просили передать, что, если бы не дело чрезвычайной важности, они бы вас не побеспокоили.
— Эй, ребята, как ни жаль, но вечеринка, по-моему, закончена. — Обвив рукой талию Джины, он добавил: — Я скоро приду. Обязательно дождись меня, дорогая.
Руфусу и в страшном сне не могло присниться, какая сцена разыграется наверху. Едва он появился в гостиной, Теодор поднялся с места и запер дверь.
— Не хочу, чтобы нам мешали, — мрачно прокомментировал он свой поступок.
— Что случилось? — Руфус в изумлении уставился на деда.
Ответ последовал незамедлительно.
— Узнаешь эту брошь? — Теодор указал на кофейный столик.
— Конечно, — улыбнулся Руфус. — Это же бабочка, с которой я так любил играть в детстве.
— Твоя бабушка хотела надеть ее сегодня, но с утра не могла ее нигде отыскать.
— Я не понимаю… — начал было Руфус, но дед прервал его:
— Не хотелось бы смущать тебя, сынок, но задам еще один вопрос. Узнаешь ли ты эту сумочку для косметики?
— Да, — медленно ответил он. — Эта сумочка принадлежит Джине.
— Нам это известно, — пробурчал Теодор.
— Не понимаю, в чем дело?
— Когда твоя бабушка сказала мне, что не может найти брошь, я поступил так, как обязан был поступить: приказал Джиму Нилсону обыскать дом.
Руфус вздрогнул.
— Мне неприятно говорить об этом, но брошь обнаружили в комнате Джины, в той самой сумочке, которую ты видишь перед собой.
— Это невозможно! — взорвался Руфус. — Джина все время была со мной. К тому же она не воровка!
— Нет, Руфус, — невозмутимо сказал Теодор, — вы не все время были вместе. Мы с тобой довольно долго беседовали по поводу пакета акций «Картрайт фармацевтикалс», помнишь?
Еще бы ему забыть! Это был совершенно неожиданный подарок ко дню его рождения.
— А она как раз отправилась принять душ и вымыть волосы! — воскликнул Руфус, вскакивая со своего стула.
— Она, без сомнения, очень милая девушка, — медленно произнес Теодор, — но… не совсем честная, к сожалению.
— Брошь подбросили! Это чьи-то гнусные происки. Я знаю Джину, она не способна на кражу!
— Вот ты говоришь, что знаешь ее. Кхм, а тебе известно, что ее отец был чуть ли не бродягой, да еще с криминальным прошлым?
Вцепившись пальцами в волосы, Руфус промычал что-то нечленораздельное.
— На смертном одре отец умолял ее прийти, чтобы он мог с ней попрощаться, но она не пошла. Предала собственного отца, давшего ей жизнь, кровь которого течет в ее жилах.
