Эмили Гиффин - Суть дела
— Ты не очень на меня сердишься?
— Нет, нисколько, — цежу я сквозь зубы, желая, чтобы она поняла, в каком я бешенстве. Я хочу донести до нее, что считаю крайне неприличным с ее стороны распространение сплетен о моем муже, что она загубила мои выходные своей манерой нагонять страх, разносить слухи, лезть не в свои дела. Я едва не говорю Эйприл, что это ей не мешало бы повнимательнее присмотреться к своей жизни, прикинуть, чего в ней не хватает, какую пустоту она пытается заполнить.
— Ладно. Хорошо. Нормально, — лепечет Эйприл. — Я вовсе не хотела спровоцировать неприятности... просто я... просто я бы хотела, чтобы ты тоже сообщила мне, если бы увидела Роба с кем-то... Даже если бы это и выглядело совершенно невинно... Просто я думаю, что для этого и существуют подруги. Мы, девушки, должны держаться вместе... присматривать друг за дружкой.
— Я ценю это. Можешь поблагодарить и Роми. Но для беспокойства оснований нет.
Затем я коротко с ней прощаюсь и даю отбой, глядя на Кейт.
— Что случилось? — спрашивает она, широко распахнув глаза, на ресницах еще лежит вчерашняя тушь.
Я излагаю суть, ожидая ее реакции.
— Думаю, этому есть нормальное объяснение. По-моему, тут много случайной ерунды. И мне кажется, твоя подруга Эйприл просто дура.
Я киваю и отодвигаю от себя тарелку.
— А ты что думаешь? — осторожно спрашивает Кейт.
— Я думаю... я думаю, мне надо домой, — говорю я, и голова у меня кружится.
— Сегодня? — разочарованно, но ободряюще уточняет Кейт.
— Да. Думаю, это нельзя откладывать... Мне нужно поговорить с мужем.
ВЭЛЕРИ: глава тридцать вторая
На следующее утро она просыпается в каком-то блаженном ступоре, не в силах заставить себя сдвинуться с того места на кровати, где несколько часов назад лежал Ник, целуя ее в последний раз, обещая запереть за собой дверь и позвонить ей утром, хотя и так уже было утро.
Не открывая глаз, Вэлери прокручивает в голове начало вечера, воспроизводит каждую драгоценную подробность; все ее чувства в смятении, она перевозбуждена. Она чувствует его мускусный запах на простынях. Слышит, как он тихо произносит ее имя. По-прежнему видит очертания его крепкого тела, двигающегося в полумраке. И по-прежнему чувствует его везде.
Вэлери поворачивается на бок, чтобы посмотреть на часы, как раз вовремя: Чарли на цыпочках проходит мимо ее комнаты, явно стараясь не шуметь.
— Куда это ты направляешься? — спрашивает она, натягивая на себя одеяло. Голос у нее хриплый, как после концерта или вечера, проведенного в шумном баре, и это непонятно, так как она полностью уверена, что прошедшей ночью не издавала никаких звуков.
— Вниз.
— Есть хочешь?
— Пока нет, — отвечает он, крепко держась левой рукой за широкие перила красного дерева — одна из самых любимых Вэлери деталей этого дома, особенно в Рождество, когда она украшает их гирляндой. — Я просто хотел посмотреть телевизор.
Она кивает, давая сыну полную свободу действий. Он улыбается и, спустившись по лестнице, исчезает из виду. Только тогда, оставшись лежать и глядя в потолок, Вэлери начинает постепенно осознавать тяжесть своих поступков. Она переспала с женатым мужчиной, отцом двух маленьких детей. Более того, она сделала это, находясь под одной крышей с собственным ребенком, нарушив важнейшее правило матери-одиночки, одно из ее личных правил, которому она неукоснительно следовала в течение шести лет. Она успокаивает себя: Чарли пушкой не разбудишь даже после менее напряженного дня, чем вчерашний. Да все равно, какая разница, поскольку он мог проснуться. Мог подойти к ее спальне и толкнуть дверь, загороженную только маленькой кожаной тахтой и общей грудой их одежды. Он мог увидеть их вместе, двигающихся под одеялами, поверх одеял, по всей комнате.
Она, наверное, сошла с ума, решает Вэлери, если сделала такое. И честно говоря, это она подтолкнула его и к переходу наверх, в ее спальню, и к самой близости, когда посмотрела Нику в глаза и прошептала: «Да, сегодня, пожалуйста, сейчас».
Если не считать помешательства, есть только одно объяснение — она тоже влюбляется в него, хотя ей и приходит в голову, с равной долей цинизма и надежды, что между этими двумя чувствами нет большой разницы. Она думает о Лайоне, о том, когда в последний раз испытывала нечто, отдаленно похожее на это, вспоминает временное безумие их отношений, как она всем сердцем и разумом верила, что они настоящие. Не ошибается ли она снова, спрашивает себя Вэлери, обманутая мощным влечением, потребностью заполнить пустоту в своей жизни, поиском отца для Чарли?..
Но она не может заставить себя поверить в одно из этих объяснений, как не может представить, что Ник занимался с ней любовью из похоти, желая одержать победу или развлечься. И все же она осознает аморальность их поступка и опасность эмоциональной катастрофы. Она полностью понимает, что это может плохо кончиться для нее и Чарли. Для Ника и его семьи. Для всех.
И все равно она питает, хоть и очень маленькую, надежду на счастливый конец. Может, в браке Ника и его жены нет любви и, если он распадется, всем станет лучше. Она мало во что верит, но в важность любви — несомненно, в то самое, чего нет в ее жизни. Ей кажется, Тесса так же несчастна в браке, как и Ник, и, вполне вероятно, у нее свой роман. Она убеждает себя, что для их детей скорее всего будет лучше, если родители станут жить порознь и счастливо, чем вместе и разобщенно. А самое главное, она велит себе доверять судьбе, как никогда не доверяла прежде.
На ночном столике звонит ее телефон. Она знает, чувствует: это Ник — еще до того, как видит высветившееся на экране его имя.
— Доброе утро, — шепотом говорит он у самого ее уха.
— Доброе утро, — улыбается Вэлери.
— Как ты? — смущенно спрашивает он, как обычно спрашивают утром после первого раза.
Вэлери не совсем понимает, что ответить на этот вопрос, как передать всю сложность своих чувств, поэтому просто говорит:
— Я устала.
Он неловко смеется и спрашивает:
— Ну а кроме усталости, как ты? Все... в порядке?
— Да, — отвечает Вэлери, ничего больше не объясняя и гадая, когда она вообще перестанет осторожничать, когда раскроет свое сердце. Пытаясь понять, возможно ли это вообще для нее. Она чувствует, что возможно, с ним.
— А у тебя все в порядке? — спрашивает она, в свою очередь, думая о том, сколько у него поставлено на карту; ему есть что терять, и его утраты — значительнее, но и причин чувствовать себя виноватым у него гораздо больше.
— Да. Все в порядке, — тихо отвечает Ник.
Она улыбается в ответ, но улыбка ее быстро меркнет, возбуждение сменяется приступом тяжких сожалений, когда она слышит в трубке тоненькие голоса. Его дети. Это совсем другое дело в сравнении с его женой. В конце концов во всем этом можно обвинить ее — Тессу, Тесс, — ну или она, Вэлери, может принять на себя часть вины в крушении их брака. Но она никак не может примириться с тем, как поступает по отношению к двум невинным детям, и уж конечно, полностью согласиться с хитрым утверждением, будто создание одной семьи компенсирует распад другой, хотя оно оправдывает бессовестное нарушение ею золотого правила, единственного, по мнению Вэлери, которое имеет значение.
