Ольга Матвеева - Случайные связи
— Вы его простили?
— Простил еще до его прихода. Еще когда, первые страницы своей книги написал. Ведь если бы не он, так и не случился бы мой роман. Даже и в проекте бы его не было. И вас бы я не встретил, — Александр покраснел. Как юнец. Саша украдкой улыбнулась.
— А он выжил? — спросила она.
— Да! Он мне потом сказал, что если бы не мое прощение, отдал бы богу душу. А так он подумал, что если на свете есть люди, которые способны прощать предательство, то в таком мире стоит задержаться подольше. Да он хороший человек… Даже не знаю, что это на него нашло, когда он деньги мои отбирал. Видно, бес вселился. Так ведь говорят? А тут еще… Жена-то от него молоденькая сбежала, как только он слег. Зато старая вернулась. Она-то его и подняла на ноги. Она его всегда любила. Любым любила. Выходила его. А как только он окреп, говорит: «Ты не обязан быть мне благодарным, если хочешь — будь со мной, если нет, я уйду, и ни в чем тебя не буду винить. И претензий никаких предъявлять не буду, ты мне ничего не должен — я это сделала только потому, что хочу, чтобы ты жил. Со мной или без меня. Ты свободен!». Святая женщина! Пока они вместе. А что дальше будет, одному богу ведомо!
— Н-да, ему повезло… — протянула Саша. — Видимо, не зря говорят, что господь любит раскаявшихся грешников. Все это прекрасно, только я так и не поняла, как вы оказались здесь.
— Когда я снова стал состоятельным человеком, я понял, что я больше не хочу зарабатывать деньги… Ну, по крайней мере, некоторое время. Я понял, что это для меня сейчас не слишком важно. Понял, что я хочу посвятить себя творчеству и по счастливому стечению обстоятельств, могу себе это позволить. Я все не мог решить, в какую страну поехать, чтобы там было спокойно и вдохновенно, но однажды увидел фотографию в каком-то журнале: бирюзовый океан, а над ним бесчисленные цветные полумесяцы. Вьетнам. Навел справки. Понял, что эта страна мне подходит. И вот я здесь. Уже два месяца. И, знаете, здесь у меня просто потрясающая производительность — девяносто страниц! Я уже близок к финалу!
— Я так за вас рада! — воскликнула Саша.
— А я рад видеть вас! Вы ведь меня спасли. Именно вы. Вы добрый ангел, признайтесь? Хотя, нет! Лучше уж будьте женщиной, не ангелом! — он поцеловал ей руку. И подлил еще вина.
Официантка принесла устрицы. Они были восхитительны. Саше даже показалось, что ничего вкуснее она в жизни своей не ела. Этот теплый вечер на другом конце света, эти устрицы, это вино, которое на самом деле, оказалось не таким уж и хорошим, этот человек, который показался ей вдруг таким родным и близким, все это наполнило Сашу каким-то глубинным, неистребимым счастьем.
— А что произошло с тобой за этот год? — спросил он. Как-то незаметно и очень естественно он перешел на «ты».
— Я училась любить свое одиночество, — ответила Саша. — Я училась любить себя «саму по себе», не зависимо от того, есть со мной рядом мужчина или нет. Я училась любить жизнь, в которой больше нет любви.
— Получилось?
— Получилось, — она вздохнула.
— Ты умница. У тебя должно было получиться. Я сразу понял, что ты особенная, еще тогда, на скамейке у Патриарших. Это ведь не каждому дано, вернуть к жизни человека, который больше не хочет жить. А тебе дано…
— Это была случайность.
— Ничего случайного не бывает. Ты ведь знаешь.
— Знаю… Да, теперь я уже это знаю точно…
Он проводил ее до двери бунгало, в котором она остановилась. В глазах его сияли азиатские звезды. В ее глазах сияли азиатские звезды. В ушах их торжественно звучал величественный оркестр океанского прибоя. Отчего же так сложно поцеловать этого мужчину сейчас? Когда он снова уверен в себе, когда он больше не жалок, когда он счастлив? Почему? Почему он сейчас не целует ее? Он ведь хочет. Это же видно, что хочет! Неужели никогда человек не перестает быть застенчивым подростком. Нет, не так, неужели всегда будут возникать ситуации, когда человек будет чувствовать себя застенчивым подростком. Как смешно! Как нелепо! Боже, как глупо! Как это прекрасно!
— Спокойной ночи!
— Спокойной ночи!
Хлопает дверь. Щелчок — Саша включает в бунгало свет. Шорох — по стене пробегает гекон и скрывается в невидимой щели. Звук удаляющихся шагов за дверью.
Боже, а вдруг они больше никогда не встретятся? А завтра Новый год. И Саше уже не хочется встречать его одной с бутылкой шампанского под пальмой, украшенной огромными кокосами.
Вьетнам. Поселок Муйне. Новый год
Утром на веранде бунгало Сашу ждал огромный букет цветов и конвертик, в котором лежали пятьсот долларов и коротенькая записка: «Почту за честь встретить с Вами Новый год. Заранее благодарен. Искренне ваш». На оборотной стороне листка был номер телефона.
Саша за завтраком кушала супчик со стеклянной лапшой и вьетнамские блинчики со свининой. Она непрестанно улыбалась. Люди за соседними столиками взирали на нее недоуменно. Соотечественники традиционно настроены подозрительно, когда дело касается необъяснимо счастливых лиц. А ей было решительно все равно, как на нее смотрят.
«С удовольствием приму ваше приглашение», — пишет она ему смс. И продолжает глупо, беспричинно улыбаться. Или счастье, это вполне убедительная причина для улыбки?
Он нашел ее на пляже. Полуголый, конечно, он не был похож на юнцов и стройных вечно полуголодных художников, которые были ее эпизодическими спутниками на протяжении уходящего года. Да, он не был так хорош, но он был какой-то родной. И его, немного оплывшее и отнюдь не худое тело, стало отчего-то вдруг очень желанным. Собственно, она и не видела его стареющее уже тело. Разве оно имело какое-то значение? Она тянулась к родственной душе. Собственно, что душа Александра родственна ее, Сашиной душе, разум еще отказывался понимать, но вот сердце уже знало. Вроде бы, разум должен быть умнее, но отчего-то сердце неизменно оказывалось мудрее. И дальновиднее. Почему так? В сердце ведь нет мозгов. Оно ведь просто качает кровь. Откуда в нем мудрость? Но она в нем есть. И, может, не стоит это даже пытаться понять, как незачем понимать, почему телевизор начинает работать, если его включить в розетку. Это происходит, вот и все. К чему излишние подробности?
Он достал крем из своей сумки.
— Вы позволите вас намазать? — он снова перешел на «вы». Вероятно, оттого, что был сейчас совершенно трезв и даже, кажется, несколько смущен.
— Я уже намазалась, — ответила Саша и покраснела. Она показала свой крем.
— Нет, этот не годится. Вы обгорите. Здесь весьма коварное солнце. Опасайтесь его. Так вы позволите?
— Да, разумеется.
