Татьяна Веденская - Штамп Гименея
– Если ты немедленно не прекратишь скалиться, я уволюсь, – пригрозила я.
– Двойной тариф. Это и правда было круто. Есть кадр, где вы с крокодилом чуть ли не целуетесь. Супер.
– Да что ты? – еще зло прокомментировала я, но дополнительные восемь штук меня резко смягчили. Я даже начала испытывать жалость к крокодилу, ведь как ни крути, ему пришлось хуже, чем мне. Подумаешь, проплыла небольшую речку.
– Дорогие зрители, будьте уверены, что раз уж мне пришлось чуть ли не врукопашную сражаться с крокодилом, то нашим героям в этой серии погони за дикими деньгами придется ОЧЕНЬ ТЯЖЕЛО! – торжественно пообещала я в камеру.
– Как это было? – спросил меня из-за кадра Гошка. Я фыркнула.
– Хуже только объясняться с мужчиной!
– Ты о чем? – рассмеялся он.
– Да так. Мне кажется, что с отдельными мужчинами договориться сложнее, чем с этим представителем живой природы. Но вернемся к красотам Австралии. Посмотрим, смогут ли усугубить мои подвиги участники программы «Дикие поиски диких денег». Сегодня у нас их уже двое. Двое сумасшедших, готовых вступить в схватку с первозданными джунглями, чтобы потом всю жизнь не работать.
– Это еще почему? – поддел меня Гошка.
– Потому что наших денег хватит на самую роскошную жизнь. ВПЕРЕД!!!
– Снято, – тоном кота, обожравшегося сметаны, сообщил Славик. – Оставьте весь текст.
– И про мужиков? – удивился оператор.
– Да. При монтаже решим, но, по-моему, прекрасно вписалось. Все, Наташка. Перерыв и по коням.
– Сегодня я не вынесу ни одного трюка, – уперлась я. – На коня я не сяду.
– Ты че? – растерялся он. – Я ж фигурально выражаясь.
– А ты при мне не выражайся. Кто знает, чего тебе в голову стрельнет, – усмехнулась я и побежала мучить каскадеров. А что? Не мне же одной страдать. Так вот я и работала. Практически по специальности. Хотя нет, этому меня в историко-архивном точно не учили. А вообще все было неплохо. На мой счет, который мне открыла бухгалтерия телекомпании, капали приличные (это еще скромно выражаясь) деньги, я колесила по Австралии, а впереди меня ждала Гренландия с ее экстремальными холодами и теплым плюшевым населением в виде медведей. Потом, возможно, Гавайи, Мексика и еще Бог знает что. В зависимости от рейтинга. Кстати, о нем. С момента, как наша передачка вышла на российские голубые экраны, наш рейтинг неуклонно рос. Нам уже выделили в сетке вещания вечернее время в выходные, так что уже одно это много чего означало. Единственные, кто ни за какие коврижки не хотели разделить наш успех, были мои родители.
– Наташа, немедленно возвращайся домой! – разоралась на меня мама. Однажды.
– Что случилось? – испуганно переспросила я, потому что за те месяцы, что шли съемки, она уже успела свыкнуться с тем, что я далеко, что дело мое – дикое и что изменить это нельзя, потому что контракт.
– Я видела передачу! – захлебывалась мама. – Это безумие. Тот аллигатор мог тебя покусать. Ты больше не будешь так рисковать собой!
– Это СОВЕРШЕННО БЕЗОПАСНО! – заявила я, попытавшись вложить в голос побольше уверенности.
– Ничего подобного! – категорически орала она. – У меня всего одна дочь! Я хочу дожить до внуков.
– Это вряд ли, – не задумываясь, ляпнула я. И прикусила, было, язык, да поздно.
– Что ты говоришь, деточка? Ты что, не хочешь детей? Почему? – уже более тихим голосом спросила она.
– Я-то? – заюлила я. – Конечно, хочу. Только вот не выйдет.
– Почему? – удивилась мама. – Ты что, больна?
– Типун тебе на язык, – испугалась я. Как же мне было ей объяснить, чтобы она поняла? В конце концов, она моя мать и имела право на мою откровенность. – Просто тот, от кого я хотела бы родить, не желает меня знать.
– Кто?
– Неважно, – спешила закончить разговор я. Но оказалось, что моей маме известно гораздо больше, чем мне.
– Борис? – спросила она. – Это из-за него ты улетела на другой край света?
– Ну…в общем…да, – кивнула я и мы с мамой расплакались. Это было невероятно. Через тысячи километров по простым проводам мы стояли с ней так близко, как никогда раньше. Я рассказала ей обо всем, включая и позорный случай с моим несвоевременным посещением ванны. А мама рассказала, как переживала, когда поняла, что я не хочу замуж за Петечку.
– Я думала, что ты его любишь, – растерянно объяснялась она.
– Я люблю Бориса, – я шмыгала носом. Мне было дико жалко себя. – Что мне с этим делать?
– Время все лечит, – уверенно сказала мама.
– Дай Бог, – кивнула я, хотя сама лично была уверена, что любовь – столь болезненное мероприятие, что я вряд ли решусь повторить. Впрочем, мама же претендовала в основном на внуков, а для того, чтобы народить какого-нибудь красивого карапуза, действительно не обязательна большая любовь. А что, сейчас уже совершенно другое время, многие женщины рожают для себя. А отношения с мужчинами носят периодический, необременительный характер. Когда-нибудь, когда время полечит мою раненую женственность и я немного забуду про Бориса, я вступлю в такие отношения с кем-нибудь красивым и дружественным. Но таким, который не будет заставлять меня трепетать и трястись от страсти.
– Может, с Гошкой? – принялась издеваться надо мной Лера. – От него точно не затрясет.
– Иди на фиг, – отмахнулась я. – Хоть бы и Гошка. Будут у меня такие лысенькие детки со спокойствием сомнамбулы.
– Понятно, – кивнула Лера. – Решила махнуть на себя рукой. А вдруг вы с Борисом еще помиритесь?
– Что ты! – испугалась я. – Ни в коем случае.
– Почему? Ты же сама говорила, что любишь его.
– Люблю, – не стала спорить я. – Но ни в коем случае мне нельзя мечтать о том, что мы помиримся. Иначе я сойду с ума от бесплотного ожидания.
– Но почему же обязательно бесплотного? – спросила Лера, всплеснув руками.
– А потому. Потому что Борис не позвонит мне НИКОГДА. И никогда не захочет меня понять. В каждом моем слове он найдет подвох и обман. И давай больше не будем об этом даже говорить.
– Ладно-ладно, – шутливо отбивалась от меня Лера. – Только не поколоти. В конце концов, может, ты и права, что выкинула его из головы. Жизнь прекрасна, ты молода и свободна. Что может быть лучше?
– Ничего, – уныло кивнула я. И дни потекли своим чередом, сменяя картины, наполняя всех нас ежедневной порцией смеха, страха, риска и удовлетворения от сделанной работы. Мы ругались, порой даже чуть ли не дрались, я отказывалась выполнять те безумные штучки, которые приходили в голову творческой части коллектива прямо по ходу процесса, но меня каждый раз уговаривали, заставляли или шантажировали. Мы вместе пили, ели, пьянствовали и обсуждали личную жизнь тех, у кого она была. В целом это была прекрасная жизнь, полная интересных событий и дел, поэтому я действительно была счастлива тем, что имею. Думала, что счастлива. Пока однажды в моем гостиничном номере не раздался телефонный звонок. И когда я услышала голос, вернее, в тот момент, когда я поняла, кому принадлежит этот спокойный, уверенный голос, я поняла, что до этого я только маялась и не больше. Только теперь я счастлива.
