Тина Вальен - Начало всех начал
Гена улыбнулся, а я, молча, переваривала полученную информацию.
– Гена, как он решился уехать, ведь здесь вся его жизнь?
– Изменилась эта жизнь: от заслуженного почёта и уважения к унижению и травле, нужна операция на сердце. Только благодаря сыну её ему и сделают на высшем уровне, предполагаю, что за большие деньги. И сегодня на Олимп взошёл золотой божок, даже авторитет сегодня имеет другой, криминальный, смысл. Деду и в страшном сне не могло присниться, что он покинет интернат, что настолько изменятся человеческие ценности, и, что самое страшное, дети побегут за соблазном лёгкой и красивой жизни. Он не мог себе простить побега троих детей, долгой болезни, работы не в полную силу. Этих сил хватило только на самое трудное решение – уехать.
Я вспомнила, как у меня хватило наглости выступить против цензуры на просмотр телевизионных программ и столкнуться с Дедом лоб в лоб. Политическая дискуссия окончилась полным провалом. Тогда я зарядилась на века стоицизмом и терпением, буквально до отъезда Деда. Меня вовремя остановил Пётр Иванович. Они оба оказались правы. Сегодня мне страшно включать телевизор – разрешено всё! Телевидение в нашем веке могло бы стать мессией, а стало репродуктором сатаны. Убийства, насилие, соблазн роскошью и неустанным весельем: «Позвольте себе – вы этого достойны!»
Ошибки, просчёты. Я училась на них, я училась у Петра Ивановича, у Клавы, даже у детей. Всеобъемлющая теория воспитания, которой я перенасытила свой разум, с трудом превращалась в конкретный опыт.
– Мальчики, мне надо с вами посоветоваться, – пыталась я вырвать из спортзала членов Совета.
– Евгения Викторовна, хватит советоваться – лишаете детства! Мы спать перестали – думаем. Пора уже взрослеть и доверять себе, мы ведь вам доверяем, – ехидничали они.
– Играйте, «детки». Скажите только, где найти Чипа? – усмехалась я, отвечая здоровенным парням.
– Чип, естественно, с Дейлом у вашего компьютера, где же ещё. Вбивают наш тяжкий труд в гроссбух.
Мой компьютер никогда не выключался, его осваивали по графику все желающие под контролем моего любимца Саши – Чипа. Саша, после нескольких лекций приезжавшего преподавателя и изучению подаренных им учебников, быстрее меня освоил работу на компьютере, с удовольствием помогал мне с отчётами, печатал заметки и статьи в стенгазету. Его дорога шла прямиком в институт, в чём уже никто не сомневался.
Я работала на компьютере только по ночам, особенно в первый год после рождения моего сыночка. Днём Клава кормила его грудью, а по ночам я сидела рядом и ждала, когда он проснётся и потребует бутылочку, заодно писала, печатала, готовилась к сессии. Интересно, как можно выспаться за два часа? Я высыпалась. Настал тот момент, когда я стала спать всю ночь.
Клава вставала рано, шла в столовую, которой заведовала, потом возвращалась и забирала двух карапузов на улицу гулять. Я бежала на уроки. Артём после получения диплома стал завучем и преподавал физику и математику. Пётр Иванович заведовал хозяйством и вёл историю и труд. Остальные предметы – наша седенькая не сдающаяся гвардия. Все работали на двух ставках, никто не жаловался, деньги были нужны всем. Потом штат стал прирастать выпускниками университета, бывшими выпускниками интерната. Прекрасный пример для подражания. Им для жилья пока был предоставлен тёплый чердак, который мы все вместе превратили в уютное гнездо с камином. Это было ещё до «великого разрешения» строить свои дома. После него молодые педагоги, особенно те, кто успел завести семью, стояли в очереди, чтобы попасть к нам на работу и получить через год свой домик.
На летние каникулы детей отправляли в пионерский лагерь на море. Не зря мы славословили представителей социальной защиты на юбилее.
Юбилей стал началом возрождения былой славы интерната. Мы заставили заговорить о нём на всех уровнях местной власти. Приглашённые именитые гости из выпусков всех лет составили галерею славы. Не все приехали, зато все прислали поздравительные адреса. Кир Нилович привёз телерепортёра, который снял на плёнку весь праздник, смонтировал фильм. Многие, кто помогал нам, гордились собой и своими делами. Засветился и произнёс зажигательную хвалебную песнь себе, наш депутат, который тогда ещё чувствовал себя богом. Приехал он на машине с охраной, вошёл со своей свитой прямо в президиум, выступил и испарился. Блиц-пиар. Остаться, значит выслушивать жалобы, обещать помощь. Зачем это ему? Парламентские каникулы для рыбалки и охоты.
Всё окончательно устроилось только на третий год. Появилось свободное время, о котором я так долго мечтала. Теперь можно было перед сном почитать стихи, поиграть в карты, в лото, просто потрепаться по душам с Клавой. И только свободное время позволило вспомнить о себе, как о женщине, разбудило желания. Именно оно стало причиной, которая толкнула меня в объятия красавца-мужчины. Я смогла посещать театр, концерты, даже подобие светских раутов местного розлива, не забывая никогда о поисках и захвате новых спонсоров. Гена был в шоке. У меня появились наряды, даже шуба. Именно после её появления он перестал разговаривать со мной. Такой реакции я ожидала от кого угодно, только не этого прохвоста Казановы. Он грозился даже забрать влюблённую в него молоденькую учительницу английского языка Ирочку.
Этому я положила конец сама: явилась без приглашения в его холостяцкую конуру при полном параде. Сначала вошли мои французские духи, потом медленно моё женское «я». Оно село напротив потерявшего дар речи сердцееда, закинуло ногу на ногу, вперилось в него вооружённым глазом и сексуально кончиком языка обвело накрашенные губы.
– Пришла забрать твою волю, – прошептала я, и впервые видела, как краснеет непотопляемый флагман перестройки.
– Бум дружить?! – спросила я и щёлкнула зубами.
– Бум, бум! Коварная! – взвыл Гена, приходя в себя.
– Теперь ты понял, какая страсть кипит внутри? Не стой на дороге!
– Слушаю и повинуюсь, моя прекрасная Дульсинея. Только песни и подвиги в вашу честь. Скажи только, не сильно ли давит эта прекрасная шубка на твои хрупкие плечи и щепетильное нутро? Долго ли ты протянешь?
– Ты прав, друг мой, это скоро кончится, – я вздохнула уже без всякого притворства. – И вешу в ней я гораздо больше только в некоем узком ограниченном круге, в центре которого мешок с деньгами. А Арсен, который рядом всегда, делает выполнимой мою миссию. Мы уже не меняем картошку на солярку, счета оплачиваем, зарплаты платим. Но «…эту ветошь маскарада отдать я рада за полку книг и дикий сад…», – дальше я разревелась. При Гене я могла себе позволить эту блажь, и он нисколько не удивился.
