Танцующий в темноте - Т. Л. Мартин
Я наблюдал, как София умерла вместе с Катериной. Я видел досье Эмми, ее семью, ее дом.
Стиснув зубы, я кладу нож на край стола. Эмми опускает взгляд, и из ее рта вырывается прерывистый выдох. Она делает медленный шаг вперед.
Райф достаточно с ней наигрался.
— Ее душа была слишком глубока, чтобы исследовать ее теми, кто всегда плавал на мелководье.
— Эй Джей Лоулесс
Я обхватываю пальцами теплую рукоятку ножа и позволяю оружию полностью разместиться в ладони. Оно тяжелое и мощное. Это похоже на Адама.
Тепло проникает в кости, когда я оглядываюсь на него.
Его мышцы напрягаются под рубашкой, когда он заставляет Райфа выпрямиться, а глаза становятся такими глубокими, что я уверена, в них заключена моя душа. Если я буду смотреть слишком долго, я могу утонуть в его глубинах.
До Адама никто никогда не предлагал мне ничего подобного. Право владеть собой и всем, что меня касается. Он дарит мне свое доверие, и при этом я не могу не доверять себе.
Когда взгляд Райфа привлекает мое внимание к нему, дрожь пробегает по позвоночнику. Тем не менее, я на сантиметр приближаюсь, пока мое бедро не касается стола.
— Я не знаю, кто такая Катерина, — говорю я снова, на этот раз обращаясь к нему.
— Так ты и сказала.
Он бросает на меня острый взгляд, когда я расстегиваю его рубашку, и я действительно благодарна.
Я так привыкла к его театральности — от Темной комнаты до люстры, когда он оставил меня гореть, а потом отдал Гриффу как шлюху. Гнев танцует в моих легких и поднимается к горлу. Я почти проглатываю его обратно, но потом вспоминаю, что не обязана.
Мне не нужно притворяться.
Наклоняясь вперед, я расстегиваю нижнюю половину его рубашки, затем перевожу взгляд обратно на Адама. Сомнение обжигает меня изнутри, когда я наблюдаю за ним, позволяя острию ножа зависнуть под ребрами Райфа. Я не знаю, чего ожидаю — что он изменит свое мнение теперь, когда видит, как я прохожу через это? Отвергнет ту мою сторону, которая находит удовольствие в возможности заставить Райфа заплатить? Чего бы я ни ждала, Адам не дает мне этого. Он терпеливо наблюдает, его глаза отслеживают каждое мое движение.
Наконец, я делаю свой первый надрез. Он неглубокий, как у меня, но все же достаточно, чтобы почувствовать разрыв под пальцами. Когда лезвие скользит по коже Райфа, его мышцы напрягаются, но он не издает ни звука. Я не хочу видеть выражение его лица, поэтому смотрю на его живот. Это действительно красиво, если вы сосредоточитесь на цветах и на том, как они переливаются. Его красный цвет того же оттенка, что и у Адама, немного более глубокий, чем у меня, и он стекает по телу, как будто пытается сбежать.
Опускаясь на сантиметр ниже, я приступаю к следующему. Мои вдохи выходят мягкими и невесомыми, и я дрейфую с каждым нежным движением. Если бы нож был кистью, а его тело — холстом, я бы смешала немного черного с малиновым, чтобы сделать его таким же мрачным, как и его душа. Затем я бы добавила немного вишни по краям, чтобы завершить то безумие, которое она вызывает. Я думаю, ему бы понравилось, раздетому, но сохранившему ту привлекательность, которую он так любит.
Третий и последний разрез занимает немного больше времени, так как он самый большой. Позволяя одному концу загибаться больше, чем другому, я наклоняю голову и улыбаюсь. Это выглядит точь-в-точь как одна из его ухмылок.
Через мгновение, когда остальная часть комнаты возвращается в поле зрения, и я смотрю на испачканное оружие в руке, я чувствую, как кровь отливает от моего лица. С долгим выдохом я делаю несколько неуверенных шагов назад.
— Ну, это было…
Феликс делает паузу, прочищает горло.
— Неожиданно.
Мой взгляд встречается с Райфом, и мурашки бегут по рукам. Я никогда не видела, чтобы его глаза так сильно потемнели.
— А теперь, брат, — выплевывает Райф, его глаза впиваются в мои. — Все еще так же уверен, что в ее крови нет Катерины?
Я понятия не имею, что он имеет в виду, но намек ясен. Я закрываю глаза, желая взять свои слова обратно. Я не знала, что это будет похоже на рисование. Что это сможет увлечь меня. И теперь они все тоже это знают.
Дома, я работала в одиночестве, когда прикладывала кисть к холсту. Искусство — это частичка меня лично. Теперь я с таким же успехом могла бы выставить все свои полотна на обозрение Мэтьюззам. Когда мой взгляд возвращается к торсу Райфа, разорванному и красному, я с трудом сглатываю.
Нет, я намного хуже девушки, которая рисует безумие на холсте.
Сегодня я рисовала кровью.
Требуется минута, чтобы набраться смелости и взглянуть на Адама. Если он не видел достаточно, чтобы отвергнуть меня раньше, он увидит это сейчас. Они всегда так делают.
Когда я встречаюсь с его взглядом, теплая дрожь пробегает по телу. Его глаза прикрыты, поза напряженная. И все же есть что-то нежное, знакомое в глубине его глаз и в изгибе рта. Думаю, я могла бы получить кайф от одного этого взгляда.
Он отпускает Райфа, но не сводит с меня глаз. С каждым медленным шагом, который он делает ко мне, у меня все больше перехватывает дыхание. Когда он подходит ближе и наклоняется, его рука обвивается вокруг моей талии, я дрожу. Его губы касаются моего уха, и теплое дыхание ласкает мое горло.
— Ты выглядишь сногсшибательно, когда не прячешься.
Мои веки закрываются, и я шепчу:
— Я не хочу прятаться. Не от тебя.
— Так не надо.
Когда он прикусывает кожу ниже подбородка, пальцы на моих ногах поджимаются.
— Покажи мне все.
— Заползи внутрь этого тела, найди меня там, где я больше всего разорен —
люби меня там.
— Руническая Лазурь