Татьяна Тронина - Мода на невинность
– А Люсинда?
– Кто? Ах, эта толстая дура... стоит там в кустах, плачет. Маскируется под памятник.
Я вдруг и вправду увидела неподалеку Люсинду, закутанную в непривычно темные одежды, – она утирала слезы большим зеленым платком. Она явно чувствовала себя виноватой, но чего-то боялась, как будто родственники погибшей могли предъявить ей счет.
– Послушай, Оленька... – издалека начал Глеб, страдальчески морщась. – Ты там была, ты все видела... Потапов правда... виноват?
Сколько себя помню, я никогда не могла ответить определенно, всегда мучилась многозначностью мира и свои ответы сопровождала неизменными пометками – «мне кажется», «наверное», «может быть»... А сейчас от моего ответа зависело слишком многое, сын погибшей Инессы ждал от меня определенного ответа.
– Я не знаю, кто виноват, – с ужасом сказала я. – Так получилось... Был жуткий дождь, всю дорогу размыло! Мы шли вдоль забора, но нас все время сносило в сторону, к грузовику... Нам надо было подождать. Нам вообще не надо было никуда ходить! И ночь, безумный ревнивец, который ничего не видел и не соображал...
– Ты говорила об этом со следователем?
– Да... Нет! Он заходил к нам, но тетя Зина не пустила, потому что я плакала все время и говорить не могла, только икала...
Я почувствовала, что снова плачу.
– Ты так любила маму...
– Я и сейчас ее люблю! Я ее всегда буду любить. Лучше б... лучше б Потапов наехал на меня, было бы больше смысла, если бы я умерла вместо нее!
Глеб молча смотрел на меня, и по его бледному лицу пробежала какая-то тень.
– Не надо так, – неожиданно мягко произнес он. – Я хотел убить этого дурака, я его искал по всем гаражам, облазил все стройки...
– Ты?! Господи, Глеб, тебя бы посадили! И вообще, Инесса – если бы она...
Меня позвали.
Не переставая плакать, я попрощалась со своей подругой, ощутив ледяной холод ее спокойного лба, на котором не было ни единой морщинки, – и далее опять впала в какую-то прострацию. Такая холодная! Нет, врачи, наверное, не ошиблись... Люди говорили и говорили речи о достоинствах умершей, но я ничего не понимала. В самом деле, как могла произойти такая нелепость, как Инесса могла уйти от всех нас!
Костя, не глядя на меня, вдруг завыл, закусив зубами проволоку, как будто понимал значение происходящего... Нет, он не понимал, но чувствовал.
Слезы городского дурачка произвели на публику неожиданное впечатление – зарыдали все, кто еще не успел это сделать, одна из тощеньких моделек, вероятно изнуренная диетами, закатила глаза и хлопнулась на руки Буранову.
И в тот момент, когда гроб уже закрывали, произошло нечто неожиданное – сквозь толпу протолкнулся некто в рабочем комбинезоне, небритый и грязный, и бухнулся на колени прямо посреди небольшого пятачка, на котором мы стояли.
– Мишка! – ахнула рядом со мной тетя Зина. – Мишка Потапов!
Потапов, словно какой-нибудь герой Достоевского, просил прощения у Инессы и у ее родных, он каялся публично. Оркестр, издав фальшивую ноту, затих.
– Виноват! – прохрипел он, поводя красными белками. – Казните теперь...
Все молчали, ошеломленные.
– Нет! Не надо казнить! – нарушила мертвую тишину Люсинда, выламываясь из своих кустов. – Мишенька...
Она добежала до мужа и тоже бухнулась на колени, но перед ним.
– Люди добрые! – заголосила она, заломив руки. – Пусть меня посодют вместо него! Это я виновата... Бес попутал!
«Чернейший демон в черный день...» Теперь я знаю, когда был этот день. Только кто был черным демоном – Потапов, Виргиний? Или черный демон летал в то время по черному небу, пуская обманчивые зарницы, застилая глаза пеленой дождя?.. Нет, не Миша Потапов убил Инессу, а страшный Минотавр – я видела его лицо, когда он склонился ко мне из сырой, словно пахнущей серой темноты, я даже слышала его голос, он спросил меня: «Кто ты? Зачем ты здесь?» Он выбрал Инессу, я ему почему-то была не нужна в тот момент.
– Мамочки! – пискнула я, отступая. Тетя Зина где-то потерялась. Я успела заметить, как Глеб мрачно смотрит в сторону, Михаила Потапова поднимает с коленей капитан Фоменко, заливаясь нежнейшим румянцем, а Любовь Павловна с Валентином Яковлевичем, сцепившись друг с другом, словно сиамские близнецы, рыдают, в последний раз глядя на свою дочь.
– Ольга! – кто-то нетерпеливо позвал меня, и я обернулась в полной уверенности, что Минотавр пришел за мной, и наткнулась на чье-то синее от щетины лицо.
– Что? Что вам надо? Кто вы?.. – прошептала я, чувствуя, что окончательно уплываю в какие-то иные, параллельные миры. Может быть, мне не надо упираться, а стоит пойти вслед за Инессой?..
– Кто? Да это ж я, Автандил... – Это и вправду был жених Машеньки Соболевой, весь в черном. – Не бойся, не укушу...
– Что вам надо? – пролепетала я, с трудом возвращая себя в реальность.
– Я все смотрел, как ты плачешь... – с каким-то грубым, животным умилением заявил он. – Так плачешь... Мне захотелось тебя утешить!
Он вознамерился обнять меня, но я шагнула в сторону.
– Ну что ты, глупенькая? Ты мне нравишься, ты все-таки на нее не похожа – она не умеет так плакать, она только смеется!
Я догадалась, что он говорит о своей невесте, он был на ней зациклен – тоже своего рода сумасшествие.
– Оставьте... – с тоской пробормотала я, не зная, как избавиться от очередного наваждения, и вдруг из толпы передо мной материализовался Вадим Петрович.
– Вы! – вскрикнула я, бросаясь ему на шею. – Уведите меня отсюда! Уберите его!
Похоже, Вадим Петрович совсем не ожидал от меня такой реакции.
– Оленька... – Он стиснул меня с такой силой, что я едва не задохнулась. – Что?.. Он? Опять он мешает тебе?
Не в силах говорить, я несколько раз кивнула головой.
– А ну... – так свирепо начал Вадим Петрович, что стало ясно: он и в этот раз готов биться до самой смерти.
Автандил мрачно отступил, видимо, не желая публичных сцен.
– Еще не его время... – пробормотала я. – Еще не мое время...
Вадим Петрович во все глаза смотрел на меня, ничего не понимая, но горя только одним желанием – прописать лечение. Эскулаповская привычка.
– Идем... идем домой, – решительно заявил он. – Тебе надо лечь, ты не в себе! Я дам тебе успокоительного...
– Да, да, только еще одну минуту!
В этот момент гроб с телом Инессы опустили в могилу, Борис и Глеб наклонились за землей.
– Я сейчас...
Я снова протиснулась сквозь толпу, подняла лежавший у ног ком влажной черной земли и, не дав ему рассыпаться в ладони, бросила на крышку гроба – он разлетелся в прах на ней, вместе с другой землей. «Никогда не увижу!» – с отчаянием подумала я.
Тети Зины нигде почему-то не было – Вадим Петрович довел меня до дома, уложил в постель, сделал укол.
