Самойловы-2. Мне тебя запретили (СИ) - Инфинити Инна

— Уходи, — прошу сквозь рыдания, уже обессилев вырываться из его рук.

Но Леша только сильнее прижимает меня к себе и тихо шепчет:

— Никогда не уйду.

Глава 63. Без тебя нет жизни

НАТАША

Леша навещает меня каждый день. На самом деле нам не о чем говорить, к тому же я с утра до вечера занимаюсь с врачами и преподавателями, и из-за этого сильно устаю. Мне разминают мышцы, заставляют делать какие-то упражнения, но, естественно, все без толку.

У меня нет настроения общаться с гостями, а с Алексеем — тем более. Но он все равно приходит с букетами цветов. Большую часть времени мы просто молчим, сидя в моей комнате. Я чувствую на себе его взгляд и желание поговорить, но каждый раз стараюсь в этот момент чем-то заниматься: то книгу читаю, а то и вовсе засовываю в уши наушники и смотрю фильм. Жду, что он обидится на такое поведение и уйдёт. Но он почему-то не уходит.

Я постоянно говорю родителям, чтобы больше не пускали Лешу в дом, но они все равно продолжают открывать ему дверь. Еще и предлагают остаться на ужин. Тогда мы сидим вчетвером — я, мама, папа и Леша — и ведем непринужденную светскую беседу. Самойлов рассказывает интересные истории про Гарвард, отвечает на вопросы родителей, задает им свои. Удивительно, как радушно отец с ним общается. Помнится, папа грозился пристрелить его из ружья, если еще хоть раз увидит рядом со мной.

— Наташ, — спустя неделю, Леша не выдерживает очередного молчания и берет меня за руку.

Мне тяжело, и я опускаю лицо. Вот зачем он приходит? О чем он хочет говорить со мной?

— Леша, я уже просила тебя и прошу снова. Пожалуйста, не надо ко мне приходить.

— Почему ты не хочешь, чтобы я приходил?

— Много причин.

Он сидит на моей кровати, а я в инвалидном кресле у окна. Леша придвигается ближе ко мне и берет меня уже за обе ладони.

— Наташа, у меня нет ни одной причины не приходить к тебе.

— Август закончится, и ты уедешь.

— Я же сказал тебе, что не уеду, — он отпускает мои ладони и пальцами приподнимает подбородок, чтобы я посмотрела на него. — Наташа, я приехал к тебе и я буду с тобой.

Это как удар под-дых. Сердце-предатель хочет поверить ему, но разум отказывается это делать.

Он склоняется ко мне еще ближе, так что я чувствую его дыхание.

— Малыш, — шепчет и касается губами моей щеки.

— Не надо, — я слегка отстраняю голову.

Леша крепче фиксирует мое лицо в своих ладонях.

— Я любил тебя все эти годы, и я больше никогда никуда от тебя не уеду.

Его слова сдирают болячки с еле-еле заживших ран. Как же сложно довериться человеку, который однажды тебя жестоко предал. И как же разуму тяжело контролировать сердце, если оно продолжает тянуться к этой человеку.

Леша смелее целует мою щеку, затем скулу. От волнения дыхание становится тяжелым, а сердцебиение слишком громким.

— Пожалуйста, не надо, — слезно прошу его, но уже не отстраняюсь.

Алексей касается моих губ совсем невесомо.

— Наташа, я тебе уже говорил и скажу еще раз: я тебя люблю и никуда не уеду. Слышишь? Я приехал к тебе навсегда.

— Гарвард — это твоя мечта.

— Нет. Моя мечта — это ты.

Качаю головой, все еще отказываясь верить его словам.

— Ты не мог бросить Гарвард.

— Уже бросил.

Из лёгких вырывается шумный выдох. Леша аккуратно притягивает меня к себе и обнимает. Я опускаюсь лбом на его плечо и прикрываю глаза. В нос уже забрался его запах. Совсем не изменился за три года.

Алексей водит аккуратными движениями по моей голове, запускает пальцы в волосы.

— Леша, ты не понимаешь, — тихо говорю. — Это со мной навсегда. Даже если я когда-то и встану, то вряд ли смогу ходить, как здоровый человек. Я буду или хромать, или с костылями, или меня нужно будет поддерживать.

— Я буду носить тебя на руках.

Он не понимает. Он вообще не понимает, насколько все серьезно со мной. Думает, пара операций — и я буду бегать.

— У меня перелом позвонка в поясничном отделе. Леша, это годы восстановления, и не факт, что получится.

Он недовольно вздыхает и отстраняется, чтобы видеть мое лицо.

— В чем ты пытаешься убедить меня, Наташа? В том, что я тебя не люблю? В том, что я не хочу с тобой быть? Ты в этом меня убеждаешь?

— Я не хочу снова к тебе привыкать, потому что отвыкать очень больно.

Вот я озвучиваю свой самый большой страх.

— Тебе больше никогда не придется от меня отвыкать. Наташа, тогда в «Музеоне» я совершил самую большую ошибку в своей жизни. Я думал, что расстаться будет правильно для нас обоих, но я ошибся. Больше я никуда от тебя не уйду. Никогда.

Леша снова привлекает меня в свои объятия, несколько раз целует волосы, а я осторожно обвиваю руками его спину. Медленно-медленно, неуверенно.

— Расскажи мне, как ты жил, Лёша? — прошу, чуть дрогнувшим голосом.

Он молчит несколько секунд.

— Без тебя плохо, малыш, — едва слышно отвечает. — Без тебя очень-очень плохо. Даже к мозгоправу ходил, прикинь?

Я не могу удержаться от тихого смеха.

— Ты? У психолога? — не верю.

Леша сильнее меня сжимает и еще раз целует в макушку.

— Хуже. У психотерапевта. И даже антидепрессанты пил.

— Ты знаешь, а я нашу яхту вспоминала все время, — произношу с ностальгией, снова мысленно возвращаясь на палубу. — В самые тяжелые, самые трудные моменты этих трех лет я вспоминала яхту. Когда было так тяжело, что хотелось все бросить и уехать, я вспоминала яхту, и мне становилось легче.

— Ты была счастлива в Голливуде?

— В Голливуде как таковом нет. Но я любила свою работу.

— А я каждый день смотрел на тебя на всех плакатах.

— И о чем ты думал, когда видел меня?

— О том, что без тебя нет жизни, — он целует меня в губы. Не сильно, но ощутимо. Потом еще раз и еще раз. — Без тебя нет жизни, — повторяет шепотом и соприкасается с моим лбом.

Глава 64. Неоправданные надежды

Моя жизнь наконец-то обретает смысл. Я каждый день провожу с Наташей, мы постепенно налаживаем нашу коммуникацию и снова привыкаем друг к другу. Она переезжает жить в Золотой ручей, потому что там больше пространства и воздуха, чем в квартире, к тому же есть двор и сад. Выходить на улицу и в парки Наташа не хочет, потому что там ее узнают.

Я тоже переезжаю на дачу. В первой половине дня, когда у Кузнецовой занятия с врачами, я работаю в компании. Но после обеда я закрываю дверь своего кабинета на ключ и еду в Золотой ручей, чтобы до позднего вечера быть с девушкой.

Она изменилась: стала взрослее, спокойнее. Может, даже мудрее. Пока не стемнеет, мы сидим на качеле в саду Кузнецовых и рассказываем друг другу, как жили эти три года. Наташина жизнь, конечно, была намного насыщеннее, чем моя. Мне и рассказать-то нечего на самом деле. Учился и тусил. Вот и вся моя жизнь в Америке.

А Наташа в подробностях пересказывает свой самый первый кастинг у Антуана Леруа. Потом, как ходила на прослушивания, а ей отказывали до тех пор, пока она не поняла, что на самом деле значит быть моделью.

— Вот тебе, Леша, кажется, что модель — это просто красивая мордашка, правда? — говорит мне серьезно в один из вечеров, когда мы сидим на качеле в саду Кузнецовых.

Я поправляю на ее плечах легкий плед и укладываю девушку к себе на грудь.

— Да нет, почему…

На самом деле да, но я не хочу обижать Наташу.

— Я знаю, что вы все думаете о моделях, — язвит. — Что им просто повезло родиться красивыми и что они получают деньги из воздуха, но на самом деле это не так!

— Я так никогда не думал. Я вообще никогда не думал о  моделях, пока ты не стала одной из них.

— А на самом деле модель — это продавец и маркетолог. Вот на рынках толстые тетки зазывают покупать на их прилавках молоко и мясо. Модель на обложке на самом деле та же самая тетка, что и на рынке, только по-другому упакована.

Я смеюсь в голос такому сравнению.