Лерой. Обещаю забыть (СИ) - Гордеева Алиса

— Папа?

— Да, — улыбается она. — Вчера вечером. Он хотел тебя забрать, но Горский с Лероем не позволили.

— Почему ты называешь отца по фамилии?

Я трусиха. Вместо того чтобы перейти к главному, тяну время, словно это поможет сгладить мою вину.

— О! — хихикает Ксюша. — Это длинная история. А ты  меня не помнишь, верно?

Горская ловит мой непонимающий взгляд и улыбается ещё шире. А я не могу отвести от неё глаз: до чего же красивая!

— О том, что Горский мой отец, я узнала года три назад, а до этого  жила у Соболева. Помнишь такого?

Киваю. Главный конкурент отца в былые годы. Кшинский и Соболев. На публике лучшие друзья, в жизни — безжалостные соперники. Пока была жива мама, нам часто приходилось бывать в доме Максима Петровича на светских приёмах, но Ксюшу я не помню.

— Мы часто пересекались с тобой на разных мероприятиях. Пока взрослые вели свои скучные беседы, мы играли в саду. Ты была совсем маленькой. Я тоже не сразу тебя узнала. А вчера увидела твоего отца и этого зайца…

— Я не помню... — говорю честно. — Это было очень давно. Хотя твою маму я, кажется, где-то видела.

— Ещё бы! Она была женой Соболева долгие годы. А то, что ты меня не помнишь, неудивительно. В четырнадцать меня отправили в Лондон. Тебе тогда лет десять всего было. Ты на все приёмы приходила с этим кроликом, а я тебе завидовала…

— Ты? Мне? – как же всё с течением времени изменилось.

— Да, моя мама не шила со мной игрушек, не кроила платьев, да и вообще… Мне казалось, что после свадьбы с Максимом она разлюбила меня.  В доме Соболева я никогда не чувствовала себя счастливой. А ты всегда купалась в родительской любви…

— От неё не осталось и следа, — с сожалением замечаю. — Мама погибла. Отец… Мне иногда кажется, что и он тоже… По крайней мере, его любовь ко мне умерла.

— Нет, он тебя любит! – вспыхивает Горская. — Я видела это в его глазах вчера. Просто иногда, чтобы вспомнить о своей любви, нужен толчок. Сильный. Пётр Кшинский свой получил, поверь…

— Это он принёс? — указываю на Шурика и цветы.

— Игрушку да, — кивает Ксюша. — Насчёт цветов не уверена.

Она тут же в лёгком смущении отводит глаза и начинает нервно покусывать губы, не решаясь заговорить со мной об Амирове. Но как бы ловко мы ни уходили от неприятной темы, она висит над нами тяжеленным грузом, в любую секунду готовая сорваться вниз и придавить своим весом.

— Между вами с Лероем что-то есть? Да? — всё же интересуется Горская и будто невзначай поглаживает животик.

— Нет, — выкрикиваю слишком резко и отчаянно  мотаю головой. — В его жизни есть только ты.

— Это Лерой тебе сказал? – Ксюша недоверчиво смотрит, вмиг меняясь в лице. Она больше не улыбается и выглядит напряжённой. От былой лёгкости в нашем с ней разговоре не остаётся и следа.

— Да, — с шумом выдыхаю чистую правду, вспоминая, как жадно рычал Лерой её имя в ту чёртову ночь.  Горской в её положении не нужны сомнения. — Закрывая глаза, он видит только тебя. Мы… Мы с ним просто друзья. Тебе не о чем волноваться.

— Неужели я ошиблась? — спрашивает скорее саму себя Ксюша. —  Вчера, когда он держал тебя на руках, я была уверена, что это ты — та самая девушка,  вскружившая ему голову. Я ещё подумала: ну надо же, как тесен мир.

Губами утыкаюсь в тыльную сторону ладони, скрывая от Горской свою боль. Мне страшно представить, что чувствует беременная женщина, будучи уверенной, что отец ребёнка увлечён другой.

— И давно ты знаешь про ту девушку, — шепчу сдавленно. Сейчас, глядя на Горскую, мне до безумия её жаль: она не заслужила, чтобы её обманывали.

— Лерка сам рассказал несколько дней назад. Ну, точнее, как рассказал… Я и сама всё поняла.  Арин, влюблённого человека за версту видно. Поэтому уверена, что ты ошибаешься: мне в его душе места больше нет, — Ксюша на секунду замирает, как и моё сердце, которое отказывается биться в теле чудовища. Но немного помолчав, Горская вдруг широко улыбается и продолжает: — И это здорово! Честно, я так боялась, что он никогда не справится, что мы не сможем общаться, как раньше. Я так за него переживала. Но ты меня пугаешь.

— Я тебя не понимаю, — присев на край кровати, смотрю на Ксюшу широко раскрытыми глазами.  — Тебя пугает его любовь?

— Любовь должна дарить радость. Его же была сродни тяжёлой болезни: кроме боли и страданий она ничего ему не приносила.

—  Как ничего? А ваш с ним  сын? А малыш, который скоро родится? Разве этого недостаточно?

— У кого сын? У меня с Лероем? — внезапный  звонкий смех Горской щекочет слух. — Ох, слава богу, тебя не слышит Тимур.

— Тимур?

— Ну да, мой муж, – Горская садится рядом и берёт меня за руку. — Ты не знала? Верно?

В голове винегрет из вопросов. Должно быть, сказываются последствия вчерашнего падения, но я слишком долго пытаюсь сложить два плюс два.

— Просто ты была у Лероя… сказала, что он укладывает сына…

— Арина, — громко вздыхает Ксюша. — Я же не это имела в виду. Мы просто заболтались, а Тимошка уснул, вот Лерой его и понёс в спальню, помочь хотел.

Её ладонь сжимает мою, а на лице сияет довольная улыбка:

— А я всё думаю, что отец имел в виду вчера, когда за ужином во всеуслышание спросил в лоб:  а много ли Амиров у тебя детей? Ты бы видела лицо Лероя! Он же чуть не подавился!  Да, Арин, вот так и  рождаются сплетни.

— Получается, он не изменял тебе со мной? — осознание собственной глупости решительно вытесняет чувство неуместной вины.

— Получается,  это всё-таки ты та самая девчонка, верно? —  хитрым голоском подлавливает меня Ксюша, а затем придвигается ближе и обнимает на плечи. — Значит, это тебе я должна сказать спасибо, за то, что вернула Лероя к жизни?

Только я её больше не слышу. В голове раненым зверем бьётся только одна мысль:

" Мне нужно с ним поговорить! Прямо сейчас! Боже, ну и тупица же я!"

— А где сейчас Амиров? — прерываю на полуслове нелепую благодарность Горской.

Становится не по себе оттого, сколько раз за эти дни я оттолкнула Лероя. Сама. Грубо. Безжалостно. Даже когда тот сказал, что любит меня… Господи, а если он ушел? Послушал меня и решил оставить?

— Не знаю, — пожимает плечиками Ксюша. — Они с Горским еще вчера уехали и вроде пока не возвращались.

— Куда уехали?

— Арина, я не знаю, честно. Наверно, с обидчиками твоими разбираться.

— А когда вернутся?

Горская встает с кровати и, потягиваясь, отвечает:

— Понятия не имею. Пойдем завтракать?

Ксюша спешит к выходу, а я обещаю спуститься через несколько минут. Мне нужно успокоится: все взвесить и, наконец, решить, что делать дальше. Но взбудораженные мысли не даю покоя. Суетясь, хожу из угла в угол, теребя Шурика, и глупо улыбаюсь, не веря своему счастью: Лерой выбрал меня. Это не ложь! Не сон! Не сказка!

Мне не терпится позвонить Амирову, но мобильный сломан. Хочется бежать к нему со всех ног, но я не знаю, где его искать. Потому все же спускаюсь к завтраку, в надежде хотя бы ненадолго отвлечься.

— Кать, три часа коту под хвост! — доносится со стороны столовой властный голос Горского, стоит мне подойти ближе.

Мгновенно замедляю шаг, не решаясь зайти. Если Горский вернулся, значит, и Лерой там. Меня мгновенно накрывает волной безумного смятения: еще ни разу я  так бешено не хотела увидеть Амирова, как сейчас. И в то же время предвкушение скорой встречи пугает, заставляя, как и прежде,стоять поодаль от столовой, подслушивая чужие разговоры.

— Неужели ваши разборки не могли подождать до утра?  — вздыхает Ксюшина мама.

— Разборки-то могли, а вот Амиров нет. Можно подумать, ты его не знаешь? Ему же бесполезно объяснять!

— Да, как и тебе Коль! Сколько раз говорила, не ешь всухомятку! А ты? Ну вот же кофе…

— Кать, не начинай! Нормально я ем!

— Ты это своему гастриту рассказывай!

Понимаю, что подслушивать нехорошо, да и бессмысленно: судя по доносящимся голосам, Лероя среди завтракающих нет. А потому решительно делаю шаг вперед, но тут же замираю, стоит женскому голосу вновь заговорить...