Хилари Норман - Гонки на выживание

– Андреас! – воскликнула Александра. – Это недостойно тебя! Мы затронули слишком болезненную тему, так что перестань попрекать меня еще и выдуманными грехами.

– Я извиняюсь, – холодно сказал Андреас. – Прости меня.

– Конечно, я тебя прощаю, дорогой.

Она была смущена и обижена, но в то же время ей хотелось его обнять.

– Вот и хорошо. – Он направился к двери, но на полпути обернулся. – Но только уясни себе одну вещь, Александра. Больше никаких разговоров об усыновлении, никогда.

Он вышел из комнаты, а у Александры осталось такое чувство, будто ее ударили по лицу.

– И ты больше об этом не упоминала? – с сочувствием спросил Теодор Салко. – Ни разу ни слова?

Александра в отчаянии вскинула руки.

– Как я могла, Тео, после всего, что он мне сказал? В конце концов, он вправе отказаться. Ведь при усыновлении и отец и мать должны одинаково этого хотеть, разве не так?

– Конечно, Али. Но вопрос следует всесторонне обсудить, прежде чем принимать окончательное решение в ту или иную сторону. – Он откинулся на спинку кресла. – Хочешь, я поговорю с Андреасом?

– Боже упаси! Ты что, хочешь поджечь запал, чтобы мы взлетели на воздух? Представляешь, он и так уже к тебе ревнует!

– Ты шутишь, – усмехнулся Салко.

– Если бы! Мы с тобой провели много часов вместе, пока он болел, и Андреас напридумывал невесть чего. На самом деле он в это не верит, но ему нравится бросать мне такие обвинения, когда разговор заходит в тупик.

– Я понятия не имел, – присвистнул Салко. – Значит, ты осталась совсем одна, и тебе не на кого опереться… Мне очень жаль, Али. Ты, видимо, права, надо дать ему время успокоиться, а уж потом попытаться еще раз.

– А если у меня ничего не выйдет?

Он не стал лгать.

– В таком случае тебе просто придется отказаться от мечты о материнстве и научиться с этим жить. Ты сильная женщина. И работа у тебя творческая, это должно помочь. Старайся работать больше. – Салко ласково улыбнулся. – Кто знает, может, он еще передумает?

В течение пяти месяцев Александра работала как одержимая, выплескивая на холст все, что скопилось на сердце, но желание иметь ребенка глубоко засело у нее внутри, неумолимое и пугающе сильное, пронизывающее тело и душу подобно неизлечимому вирусу. Всего раз за это время она попыталась вновь заговорить об усыновлении, однако добилась лишь того, что Андреас на неделю перестал с ней разговаривать.

Но однажды утром в начале июня, составляя на кухне список покупок и слушая радио, она случайно услыхала слова, изменившие всю ее жизнь.

– Иногда, – сказал мужской голос, – чтобы сделать ребенка, требуются трое.

Александра прислушалась. Это была программа для бездетных пар. В ней, в частности, рассказали об ИДО – искусственном донорском оплодотворении.

Александра выключила радио и позвонила на работу Теодору Салко.

– Тео, мне нужна твоя помощь. Ты не мог бы приехать?

– Неприятности? – встревожился Салко.

– Нет, ничего подобного. Но мне нужен твой мудрый совет.

– У меня сегодня утром еще два пациента, Али, но я могу приехать в обеденный перерыв, если ты сделаешь мне бутерброд.

– Сейчас пойду в магазин, – засмеялась она, – куплю все, что нужно, и устрою тебе чемпионский завтрак. Увидимся позже. Спасибо тебе.

– По правде говоря, – сказал Салко два часа спустя, наполовину прикончив свой чемпионский завтрак, – мне кажется, ты сошла с ума.

– Почему? – спросила Александра.

– Сама знаешь почему, Али. С твоим-то мужем? Если ему противна мысль об усыновлении, хотя оно считается естественным и общепринятым актом милосердия… – Он взял салфетку и вытер рот, глядя на нее сквозь очки. – Я хочу сказать, Али, что усыновление – это не одолжение, которое кто-то делает кому-то. Усыновление становится счастьем для всех заинтересованных сторон. Вот почему я думал, что у тебя все-таки есть отдаленный шанс убедить Андреаса пойти на этот шаг. У тебя появился бы ребенок, у него – возможность поиграть в итальянского папочку, а какой-то обездоленный малыш обрел бы прекрасный дом. Раз уж Андреасу такой вариант не по нутру, – и не думай, я его не осуждаю, многим мужчинам эта мысль невыносима, – было бы безумием даже заикаться об ИДО. – Он покачал головой. – Мне очень жаль, Али, но дело обстоит именно так.

– Тео, а что ты сам думаешь об ИДО?

– Как врач или как мужчина? – нахмурился Салко.

– И то, и другое.

– Помни, я ортопед, Али, а не гинеколог. – Он задумчиво вытянул губы трубочкой. – Ладно. С профессиональной точки зрения, я с большой охотой объявил бы ИДО правонарушением, заслуживающим тюремного срока, если только речь не идет о сперме мужа, вводимой искусственным путем, когда у жены…

– Я все об этом знаю. Дальше.

– Это минное поле, Али. И в моральном и в юридическом плане. – Тео зябко передернул плечами. – Генная инженерия – страшное дело… От одной этой мысли кровь в жилах стынет, не то что сперма!

– Но ведь есть и хорошая сторона?

– Конечно, есть. Блестящее достижение, позволяющее верной жене бесплодного мужа родить ребенка естественным путем.

– Вот видишь! – возбужденно воскликнула Александра. – Если бы мы убедили Андреаса хотя бы подумать об этом…

– Погоди, не торопись! Насчет «мы» можешь сразу забыть, Али. Действуй сама. Минуту назад ты спросила, что я об этом думаю как мужчина. Что ж, я тебе отвечу. Я думаю, это одно из самых эгоистичных изобретений последнего времени. Полагаю, его можно применять с успехом, но только в тех семьях, где муж – человек с непробиваемым самомнением, либо в тех, где он твердо вознамерился стать святым.

– Ты кое-что забываешь! – сказала она, не в силах скрыть разочарование. – Ты не женат, Тео. Я думаю, ты понятия не имеешь о супружеской любви. Мы с Андреасом через многое прошли вместе. Когда он погрузился в эту ужасную черную депрессию, я все время была рядом…

– Хочешь медаль? Звезду на погоны? Думаешь, он перед тобой в долгу?

– Конечно, нет! – сердито воскликнула Александра. – Но я говорю о любви. О том, что объединяет людей, о том, что они дают друг другу, о том, чем делятся… Я прекрасно понимаю, что поначалу Андреас будет против.

– Извини, Али, но ты слишком оптимистична. Сказать, что он будет против, значит ничего не сказать.

– Но если я буду с ним спорить, если заставлю его прислушаться, уговорю сходить со мной к консультанту… Я же не буду требовать с него обещаний, Тео…

– Да уж надеюсь, что не будешь! – сказал Салко, но тут же растерянно замолчал, когда она закрыла лицо руками и разрыдалась. – Господи, Али, прости меня! Я сказал, не подумав… Прости меня, милая, прошу тебя.