Виктория Рутледж - Взрослая жизнь для начинающих
Все они пили одну банку джин-тоника за другой, и, когда запас кончился, Нед сходил в квартиру Джима и принес свою кофеварку, — Айона восприняла это как знак того, что Нед и Джим снова обитают вместе. Нед жил там, где стояла его кухонная утварь, а не там, где находилось его постельное белье.
Ангус и Джим были в необычно взвинченном состоянии и объясняли друг другу во всех подробностях, какого успеха они добьются с этим пабом, а Нед ленивым тоном рассказывал про некоторые варианты меню, которые придумал на первые несколько недель, пока Мэри, схватившись за живот, не попросила его прекратить. Что касается Айоны, то она, стараясь не сойти с ума от передозировки кофеина и боли в руках, уже на протяжении всего последнего часа мысленно сочиняла интервью, в котором рассказывала журналисту из «Роллинг Стоун»[36], что она думает о своей совместной жизни с гитарным гением Джимми Пейджем.
— Вот и все! — Ангус отодрал последний кусок обоев.
Они отошли подальше, чтобы полюбоваться результатами своего труда.
Любоваться было особенно нечем.
Главный зал паба, лишенный темных обоев, теперь казался еще больше, но в то же время и меньше, так как во всех углах красовались грязные пластиковые накидки от пыли. Ангус снял доски, закрывавшие окна снизу, и немного почистил стекла от грязи, и теперь с улицы лились потоки оранжевых лучей, сверкавших на латунных поручнях бара. Освещение создавало непередаваемый эффект. Айона видела, насколько до этого всякий свет приглушался темными обоями, — сейчас голые стены отражали свет намного лучше. Стала отлично видна вся грязь. И если раньше они считали этот паб просто грязным, то теперь… Заведение напоминало голливудскую актрису без макияжа. Или даже без специального белья, подчеркивавшего ее увядшие прелести.
Айона ощутила, как в нижней части ее туловища разливается отчаянное чувство, — оно было многократно усиленным ощущением вроде того, что она испытывала, когда они с Ангусом снесли стену в своей квартире и недоумевали, почему перестало работать электричество. «Вот мы все отодрали, — думала она, — а теперь…»
— Не знаю, как вы, — сказал Нед, не дав ей передать словами эти панические чувства, — но я сейчас готов съесть целого быка, можно и сырым.
— Очень хорошо! — проревел Ангус. — Поесть! Замечательная мысль!
— Напомни мне в следующий раз не давать тебе стимулирующих напитков, — сказала Айона. — Ты хватаешься за электродрель просто как маньяк.
Джим перестал с тревогой разглядывать стены.
— Сразу предупреждаю, — объявил он, грызя заусенец, — у меня в квартире поесть нечего. Извините. Я собирался сходить за продуктами, но так замотался на работе, что просто забыл.
— Нет ничего, чем мог бы воспользоваться наш друг — кулинарный гений? — рявкнул Ангус. — Ни одной морковки? Ни стакана молока? Ни баночки кукурузы?
— Даже молока нет.
— Ну ты и даешь, — удивилась Айона, — у тебя никогда нет молока. Может быть, так ты пытаешься разжалобить женщин, чтобы им захотелось переехать к тебе жить и навести в твоей жизни порядок?
Джим нервно постукивал по стенам, как будто стеснительный призрак, ищущий себе медиума, и ничего не ответил.
— Ничего, мне сегодня уже не хочется ничего готовить, — сказал Нед. — Давайте выйдем и найдем ресторан, где дают блюда навынос.
— Очень хорошо! — восторженно отреагировал Ангус. — Тогда я, наверное, еще поработаю тут с наждачной бумагой, пока есть настроение!
— Да, э, хорошая мысль, — подтвердила Айона. — Я пойду с тобой, Нед.
Нед забренчал чем-то у себя в кармане.
— И тебе повезло, красотка, потому что я поеду на машине.
Принадлежавший Неду «мини» появлялся на станции техобслуживания не реже, чем ее работники. Часто хозяин просто забывал, куда заливать масло.
— Какая честь для меня.
Ангус отложил шлифовальный инструмент, в котором только что что-то настраивал, и бросил на Неда жесткий взгляд.
— Ты же в состоянии сесть за руль, да, Нед? — быстро спросила Айона, опередив вопрос Ангуса.
— Я? В полном порядке. Хочешь, я продемонстрирую, как двигаюсь по прямой, Ангус?
Ангус поднял бровь, как будто вопрошая: «Неуже-е-ели?»
— Ангус, сейчас три часа утра, на дорогах нет ни одной машины, и мы всего лишь съездим в ближайший ресторан, где дают еду навынос. — Айона поняла, что слова ее прозвучали как попытка достичь договоренности между обвинением и защитой, и добавила: — Нед в полном порядке. Правда? Кроме того, я смогу посмотреть, как он переключает передачи, и все такое. Это пойдет мне на пользу.
Лицо Ангуса омрачилось, и она мысленно отругала себя за то, что сама подбросила ему эту мысль.
— Ангус, дружище, я готов поклясться, что, если не считать четырех банок тоника и той пинты, что я выпил около полуночи, я совершенно трезв.
— Будь осторожен, — сказал Ангус, направив на Неда шлифовальный аппарат так, как будто это был полицейский прибор для проверки на алкоголь. — Другого повара я всегда смогу найти. А она незаменима.
Нед поднял руки.
— Ну кому ты это рассказываешь.
Вернулись они несколько позже, чем планировали, поскольку мало какие заведения оставались открыты, кроме того, каждый из них тут же отвергал всякие варианты, предлагаемые другим, и вот, наконец, когда они по пустой (к их особому удовольствию) дороге поехали в восточном направлении и впервые примерно за четыре года у Неда в машине заработало радио, оба решили, что будет неплохо отправиться в круглосуточную булочную на Брик-лейн, где Айона и встала в очередь позади примерно пятнадцати таксистов и набрала полную корзину рогаликов с копченой горбушей, только что вынутых из печи, все еще мягких и податливых.
На обратном пути они сожрали теплый еще чизкейк и решили не говорить Ангусу, что вообще его покупали.
— Свет все еще горит, — сказал Нед, припарковывая машину. — Никогда не разрешай своему мужу принимать наркотики. Иначе он захватит Польшу и все там оклеит новыми обоями.
— Мне кажется, что в этом случае само нападение и захват придется осуществлять мне, а он будет иногда покрикивать, чтобы я привезла отглаженную форму для танковых дивизий.
Нед развернулся на своем сиденьи.
— Айона, прекрати разговаривать, как домохозяйка! Как ты думаешь, Микеланджело приходилось откладывать кисти и идти разгружать посудомоечную машину?
Айона ничего не сказала, потому что по собственному опыту знала, что стоит ей только легкомысленно сострить насчет их совместной жизни с Ангусом, как кто-нибудь, особенно Тамара, умудрялся представить все так, как будто ее жизнь мало отличается от труда рабов, содержащихся в подвалах на Филлипинах.
