Санта Монтефиоре - Пленники судьбы
А в это время в замке Ромина пребывала в возбужденном состоянии, ожидая приезда лондонской журналистки из издания «Санди таймз». После получасового обдумывания, в каком образе ей хотелось бы предстать перед гостьей, Ромина появилась на террасе в длинном зелено-пурпурном восточном одеянии от Пуччи поверх белых брюк и в золотистых сандалиях. Она зачесала волосы назад и крепко завязала их белым шарфом, подчеркивающим ее яркие глаза в обрамлении задорных морщинок. Распахнув стеклянные двери, Ромина вышла на террасу, благоухая дорогими духами с запахом туберозы.
Ма, Карадок и Нэнни наслаждались поздним завтраком на террасе. Джуно и Коко, вооружившись бумагой и цветными карандашами, которые им купила бабушка, были заняты рисованием, а маленький Порчи, похрюкивая от удовольствия, лежал возле них. Сэмми облачилась в белую футболку и розовые шорты, и вида ее молодых смуглых бедер было вполне достаточно, чтобы заставить Нэнни вновь испытать возбуждение.
— Всем доброе утро. — Ромина подошла к столу. Она напоминала гигантскую бабочку. — А где мой сын?
— Уехал завтракать в город, — сказала Ма. — В последнее время его очень трудно застать дома. Наверняка познакомился с какой-нибудь местной красоткой.
— Только не будем обсуждать это в присутствии детей, — по-французски сказала Ромина, взглянув на своих внучек. — Надеюсь, он не забыл о флигеле. Денис, будь другом, сходи и проверь, что там и как, хорошо? Сегодня приезжает журналистка из «Санди таймз», и я не хочу никаких неприятных сюрпризов. Надеюсь, Люк оставил ключ Вентуре, как я просила. На самом деле, с тех пор как он приехал сюда, он очень рассеян.
— Он еще молод, Ромина, — сказал Карадок, защищая Люка. — Пусть сорвет с дерева сочный плод. Твой сын заслуживает того, чтобы немного повеселиться.
— Конечно же, заслуживает. Но он пообещал найти нашего незваного гостя.
— Чтобы мы связали негодника и поджарили на вертеле, — прибавила Ма.
— А вдруг это симпатичная девушка… — вставил слово профессор.
— Ну, тогда мы принесем ее в жертву Люку, — усмехнувшись, сказал Нэнни.
— А не слишком ли это для нее? — парировала Ма. — Мы ведь не собираемся удостаивать ее награды за незаконное вторжение.
— И за стресс, который я испытала по ее вине, — добавила Ромина.
— Разве полиция оказалась бессильной что-либо сделать? — спросил Карадок.
— Ну конечно. Эти карабинеры только и знают, что ходят с важным видом, облачившись в летнюю униформу с позолоченными эполетами на плечах. Безусловно, они выглядят очень стильно, но, к сожалению, столь же бесполезны, как манекены, выставленные в витринах магазинов.
Закончив пить кофе, Нэнни откинулся на спинку стула. Его живот заметно округлился, став похожим на бурдюк.
— Думаю, наш незваный гость поселился здесь надолго, возможно, даже на все лето, — вяло произнес он. — А я пока собираюсь забраться в шезлонг, закрыть глаза и поразмыслить о великих философах античности.
— Смотрите не перетрудитесь! — предупредила Ма. — Так можно и извилину потянуть.
— Белла донна! — вздохнул Нэнни. — Я был бы рад согласиться с вами, если бы не столь очевидный факт: в моей бедной голове совершенно нечего тянуть.
— О, я уверена, что в этом черепке все же найдется одна или две маленькие извилины!
— Ну что ж, если вы отыщете их, обязательно скажите мне. Вы меня просто осчастливите.
Ромина покачала головой. На ее лице появилось выражение ласкового порицания.
— Если бы ты меньше пил и курил, занимался спортом и потреблял вдвое меньше пищи, то наверняка отыскал бы у себя в черепной коробке гораздо больше извилин, чем две!
Нэнни быстро побрел прочь, пересекая террасу.
— А люди еще удивляются, почему я никогда не был женат!
В это время Люк завтракал в траттории. Розы пока здесь не было: она должна была прийти позже. Козимы же, похоже, сегодня вообще не будет. Он хотел позвонить ей, но осторожничал, опасаясь, что трубку возьмет ее кузина. Люк решил купить своей возлюбленной мобильный телефон, когда отправится с дочурками в аэропорт. Ему хотелось иметь возможность связаться с ней в любой момент. Он вдруг подумал, что какой бы чарующей ни казалась Инкантелария, она словно навеки застряла в прошлом, несмотря на спутниковые тарелки и Интернет.
Откинувшись на спинку стула и наслаждаясь возможностью в одиночестве отведать круассаны и кофе, Люк вновь и вновь прокручивал в памяти минувшую ночь, вспоминая аромат женского тела, его вкус, то, каким оно было на ощупь, страстные стоны возлюбленной и возбужденно-хриплый смех. Поначалу ему почему-то показалось, что в постели Козима будет вести себя как скромная девственница. Она ведь выглядела как монашка в своем траурном одеянии. Однако ее любовь оказалась неистовой. Это была страсть женщины, которая знала толк в чувственных наслаждениях, и ее страстность покорила Люка. Он даже не мог припомнить, чтобы когда-нибудь прежде так наслаждался женщиной. Козима словно состояла из многочисленных пластов, и он, едва сдерживая нетерпение, переходил от одного к другому. Его эротические мысли были прерваны внезапным появлением Стефании, которая приехала в город, чтобы сделать покупки.
— Не возражаете, если я присоединюсь к вам? — спросила она, снимая солнцезащитные очки.
— Пожалуйста. Что тебе заказать?
— Я бы не отказалась от чашечки эспрессо. Скажите, ну разве не прекрасное утро?
— Просто великолепное, — согласился Люк, подняв руку, чтобы привлечь внимание Фиеро. — А куда ты подевала своего отца?
— Он остался там, в замке.
— Ага, кот из дома…
— Да-да, а тем временем мышка идет за покупками. — Она засмеялась, встряхнув волосами. — И заодно осматривает местные достопримечательности. Церковь тут просто восхитительная. Хотя трудно представить, чтобы находящаяся в ней статуя могла когда-либо мироточить кровавыми слезами. Она выглядит столь же прочной, как и любое другое изваяние, которое мне приходилось видеть.
— Чудеса не поддаются объяснению.
— Так же, как и волшебство.
Люк отрицательно покачал головой.
— Существует огромнейшая разница между чудесами и волшебством. Ну да ладно. Лучше скажи мне, Стефания Кейт, сколько рассчитывающих на твою симпатию молодых парней ты оставила в Йоркшире?
Роза спускалась по склону холма, направляясь в город. Последнее время она чувствовала постоянное раздражение. Чем больше Козима смеялась, тем сердитее становилась Роза. Как вообще можно было так внезапно измениться? Такую метаморфозу можно объяснить только тем, что все ее предыдущие страдания были лишь блефом, этаким пассивно-агрессивным способом привлечь к себе внимание. Альба не соглашалась и бранила свою родную дочь за то, что та смела говорить о сестре подобные вещи. Она защищала свою племянницу со свирепостью тигрицы. По ее мнению, Козима нуждалась в катализаторе, который ускорил бы ее выход из затянувшейся депрессии. Ее неудавшаяся попытка самоубийства лишь показала, насколько сильно она хочет жить. А Люку удалось убедить ее, что для нее еще не все потеряно и что она может снова чувствовать себя привлекательной и способной на любовь к мужчине. Не оставалось ни капли сомнения, что он очень сильно волновал Козиму, однако Роза не могла и не хотела верить в то, что Люк мог ответить на ее чувства.
