Тина Вальен - Начало всех начал
— И хватит быть любящей мамой, сестрой, подругой! Наша Женя! И ты распадаешься на куски, готовая услужить всем, — впервые сказал мне Пётр Иванович, который давно видел, что мой метод руководства уводит не туда, куда нужно, что он становится непосилен для меня. — Женя, авторитет не исключает любви, но он более рационален и непредвзят. Руководитель-душка иногда, если не всегда, приносит стране, коллективу больше несчастий, чем просвещённый тиран.
Я поняла, что пора становиться Евгенией Викторовной, что мудрый управитель просто обязан быть равноудалён не только ото всех, но даже и от самого себя. Стать примером, авторитетом для детей гораздо сложнее, чем для взрослых. Пётр Иванович был абсолютно прав. Мне предстояла трудная работа над собой. Цель была благородной, трудной, но выполнимой. Пора «матереть», хотя много проще быть самой собой, демократом, «своим парнем».
Мудрый Пётр Иванович по-отечески открыл для меня тайны управления:
— Твоя демократия ложная, ты назначила ответственных, почти взрослых ребят, но они чувствуют, что ты не уверена в них, проверяешь, подсказываешь и недоверием унижаешь.
— Но они же ещё дети! — возражала я.
— Дети, которым вскоре надо будет самостоятельно принимать важные для себя решения. Этому они должны учиться уже сейчас. Что для тебя важнее: их собственное решение или послушание? Чем более управляем любой из них, тем более ограничена его творческая самореализация. А именно творческий подход к выполнению порученного дела позволяет ощутить себя единственным, уникальным и незаменимым. Творчество — это то, что мы делаем с удовольствием, формируя и обогащая себя. Именно это очень нужно прививать нашим детям. Мне ты доверяешь?
— Пётр Иванович, я самого первого дня просила вас возглавить интернат.
— А разве мы не одна команда? Разве дело не важнее глупой иерархии? Сколько раз ты в последнее время хотела рыкнуть?
— Стыдно признаться, но незаметно превращаюсь в тигра, — я виновато опустила голову и стала ковырять пальцем стол, как бестолковый ученик у доски.
— Женя, я вместе со всеми обожаю твою непосредственность, открытость, жертвенность, неиссякаемый юмор, творческий подход, фонтан идей. Пусть всё это остаётся. Мне просто хочется освободить тебя от скучной рутины и бессмысленной излишней суеты.
«Как приятна даже незаслуженная слава, — подумала я, а вслух спросила: — Переводите в дипкорпус?» — и от души рассмеялась.
— С повышением, Евгения Викторовна. Родина ждёт от тебя победы за границей наших возможностей, и моих в том числе. На этот подвиг способна только ты!
— Так управляем… Хитрый мудрый кардинал, я на «слабо» ещё покупаюсь, пока… Пока не стану такой же, как вы, лисицей. Без обид?
— Ты, Евгения, опередила меня с этим вопросом. Хватаешь на лету. И разберись с табуретками…
С табуретками я явно перестаралась. Очень печальная история. Началась она задолго до моего появления на свет. В посёлке, расположенном недалеко от интерната, жили-были муж с женой. Он был столяр, а его жена сидела дома и не пряла даже пряжу, так баловал её любящий муж. От тоски интеллигентная дамочка из городской семьи тихонько попивала. Родился долгожданный сынок. Через несколько лет выяснилось, что сынок не от мира сего. Вроде бы и нормальный, но в обучение в школе не тянет. Быстро был поставлен диагноз «умственно отсталый», после чего жена запила окончательно и вскоре повесилась.
Муж винил себя, а с началом перестройки впал в крайнее отчаяние: заказов на изготовление мебели не стало, руки опустились. Помог Дед. Взял его в интернат обучать детей столярному мастерству, и сыночка определил в первый класс. Вдовец ожил и стал учить детей и любимого сына всему, что умел сам. А умел он много и ещё чуть-чуть.
Столярные мастерские превратились для детей в Мекку. Что только там не делали! А главное, сынок перенял дар отца. Вырос детина добрым, сильным, на удивление справедливым. За защитой бежали к нему, в спорных вопросах его слово было последним. Дед нарадоваться не мог. К моему приезду Митя осиротел. Дед дал слово умиравшему отцу не оставить парня без опеки, официально устроив его на работу конюхом. А тот успевал не только за лошадьми ухаживать, но и столярничать. Столовался в интернате, домой уходил лишь ночевать.
Короче, с Митей меня познакомили сразу же, историю его рассказали, а при отъезде передали с рук на руки. Я искренне прониклась молодым Вертером, ибо Дед ко всему прочему наказал мне найти Мите жену, а Митя стал поклоняться уже мне. Оставалось только выйти за него замуж, ибо невесты не находилось, и благо, что влюбчивость простодушного великана сублимиро…, извините, превращалась в упоение работой. Сколько шедевров скопилось в закромах — не поддавалось счёту. Когда не на что было купить солярку для трактора, я предложила открыть маленький магазинчик в Центре. И пошло-поехало. Всем проверяющим объясняли, что самостоятельно пытаемся латать дыры бюджета.
Бумажно-отчётной казуистики мы уже не боялись, потому что нашлась мать-одиночка с тремя детьми, по специальности бухгалтер-экономист. Личная жизнь никак не хотела наладиться — трое детей от трёх мужчин. Родившиеся дети транзитных папаш почему-то не привязывали, диплом и ум тоже. Помогла бы пластическая хирургия, но где она и где эта мужественная женщина?
На этом печальная история заканчивается. Если вам когда-нибудь скажут — этого не может быть, не верьте. Я была свидетелем обратного: может быть то, чего никогда не может быть. Митя и Маша, Мария Васильевна, сошлись в любви и согласии, несмотря на разницу в возрасте, интеллекте, собственных габаритах — вопреки всему. Всем стало хорошо, особенно казне. Посыпались заказы на мебель. Первым заказчиком и рекламодателем стал Арсен. И именно с Митей я не сошлась во взглядах на прекрасное, получив выговор от Петра Ивановича.
Мне казались шедевром изящные табуретки и стулья а-ля ампир. А Митя, вдруг, выдал за шедевр грубую массивную тройку из бревенчатого стола, сколоченного из двух толстенных досок, и двух под стать ему сидений — почти пеньков с прибитыми к ним спинками из распиленных пополам брёвен. Весь этот шедевр был «застарен» и отполирован так, что композиция выглядела вековой, даже тысячелетней. Только потом я прониклась и затрепетала чувствами, потом, когда залётный шоумен прилип к «древности» и уволок в Москву за огромные деньги. Мало моего позора — деревянная троица уже под названием «Петров-Водкин» попала на выставку и восхитила, опрокинула искушённых дизайнеров.
После женитьбы в Мите пробудилась небывалая энергия, два месяца он проработал в леспромхозе, и к зиме построил собственный дом, давший начало улице молодожёнов. Постепенно он превратился в терем, на который приезжали любоваться со всего края. Доходы казны снизились, зато десяток выпускников рьяно принялись осваивать такое доходное плотницкое и столярное ремесло. Ошибаюсь — мастерство!
