Ирина Молчанова - Любовь как в сказке (сборник)
Поделом брату! Пусть знает, на кого орать можно, а на кого нет.
Меня переполняет гордость за моего избранника, он так спокойно и величественно держится — точно не простак, а из благородных, и Ромкины крики ему, как слону комариный укус.
— Таня, быстро за мной! — скомандовал брат.
Подумать только! Он шлепнул себя по ноге! Точно таким же жестом он подзывал раньше нашу овчарку, когда та носилась по двору и не хотела возвращаться домой!
— Когда захочу, тогда и пойду! — упрямо сказала я.
Хватит с меня его собачьего обращения! Тоже мне — хозяин выискался!
— Таня, я сказал…
— Ром, не горячись, — вступился Вадик, — я ведь говорю, мы уже собирались…
Рома сердито прищурился.
— Вадик, ты не против, я с сестрой сам разберусь? Раз собирался, иди, тебя никто не держит!
Ну сейчас он тебе ответит! Размажет по стенке, конечно, фигурально выражаясь!
Я стою и злорадно жду, когда Вадик даст отпор наглому Ромке, но Моя судьба внезапно оробел и трусливо попытался перевести все в шутку:
— Да ладно те, Ромка, мы же не маленькие. Сам должен понимать…
— Вадик, свали, — пренебрежительно бросил Рома и крепко взял меня за плечо.
Внутри что-то непонятное происходит. А еще появилось чувство, словно я совершила какую-то вопиющую глупость и о ней стало известно всем-всем. Мне стыдно, только это не обычный стыд за саму себя — это стыд за любимого.
— Ну я пошел… вы тут сами уже, — Вадик кивнул мне. — Увидимся еще, Тань.
На душе мерзко, еще чуть-чуть — и слезы полезут из глаз, как червяки из-под земли во время дождя.
Я смотрю вслед моему смайлику, и хочется… плакать, что ли… нет, хочется визжать, громко, настолько, чтобы поблекшее небо отозвалось на мой крик громом и молнией.
— Тань, ну передвигай ногами, — понукает брат.
— Да пошел ты! — я скидываю его руку с плеча и сквозь зубы говорю: — Отцепись от меня!
— Ну что с тобой? Очнись! Тебе вообще не стыдно?
— Мне? Да почему мне должно быть стыдно, о чем ты?!
Рома наморщил лоб.
Какой же он противный, когда пытается строить из себя большого брата!
— А ты об Але подумала?
— Что-о-о?
— Ты поняла «что», не прикидывайся.
Я сжимаю кулаки, чтобы не наброситься на него.
Нашел, чем меня стыдить!
— Да ей все равно, она с Кириллом из третьего зависа…
— Бред! — оборвал меня Рома на полуслове. — Ты видела?
— Нет, но…
— Вот тогда и не говори!
— Мне все равно! Отстань от меня! Хватит уже учить, что я должна, а что нет! Мне плевать, понятно?! Плевать на твое мнение! И на Алю мне плевать, будь она хоть с Кириллом, хоть с двумя Кириллами… — Вот так — сорвалась. Если бы у леди были погоны, лычки с них полетели бы сейчас вверх тормашками.
— Она плачет в палате, — Рома со вздохом посмотрел на туманный горизонт. — А тебя уже называют разлучницей.
— Ты за этим сюда прибежал? Сказать мне, что Алечка плачет, да? Я разлучница?!
Как же хочется стукнуть его!
— Мне все равно, что болтают глупые курицы! Я разлучница, значит… Вот и прекрасно! Очень этому рада!
— Таня, да зачем тебе сдался этот…
— Ну-у, давай, скажи?! Кто мне сдался?
Я не сдержалась, толкнула его. А Роме хоть бы хны — смеется еще!
— Не лезь ко мне! — крикнула я. — С кем хочу, с тем и встречаюсь, не нужна мне твоя гадкая опека!
— Дуреха! Вадик — коллекционер, чего тут непонятного!
— Сам ты коллекционер! Ненавижу тебя, Рома!
Я ускорила шаг, чтобы отвязаться от брата, практически бегу, но он проявляет свою обычную настырность и несется за мной.
— Хочешь, я тебе кое-что расскажу про него? — задыхаясь от бега, воскликнул он. — Хочешь?
— Нет! Нет! Нет! Не хочу! — Я резко остановилась.
Довел. Слезы все-таки покатились по лицу.
— Ну, Тань… — он тоже остановился, тон его из сердитого стал мягким, даже нежным.
Я отвернулась. Не люблю, когда кто-то видит мои слезы.
— Тань… ну ладно тебе, извини. Нравится тебе он, и ладно, все, я больше не буду лезть.
— Вот и отстань! — не оборачиваясь к нему, буркнула я.
Рома похлопал меня по плечу.
— Не лей слезы… Вадик не любит плакс.
— Да? — я с интересом посмотрела на брата.
Рома пожал плечами и беспечно улыбнулся.
— Не знаю, просто так сказал.
— Дурак!
Зло берет! Не могу долго на него обижаться. Вот так всегда, сперва доведет, а потом сразу же разжалобит и развеселит.
— Мир? — Рома протянул мне мизинчик. Как в детстве, когда он не хотел катать меня на багажнике своего велосипеда, а я ревела от обиды и жаловалась папе.
Я нехотя даю ему свой мизинец. Как королевна, одолжение ему делаю.
Ну да, слабовольная… так уж вышло. Брат у меня все-таки один-единственный.
На улице уже мрачновато, хочется поскорее в светлый, уютный корпус. Сосны скрипят — это они переговариваются между собой… страшные у них все-таки голоса.
Мы идем молча по ухабистой дороге, сухие сосновые иголки хрустят под ногами, а кругом, куда ни глянь, — лес и таинственно темно — там — между высокими стволами.
— Ну и чего с Алей? — не выдержала я.
А Рома как будто только этого и ждал.
— Ну… сама подумай. Увидела, как вы целуетесь на дискотеке, разнылась и убежала. Ее там всем лагерем утешают.
— Ну надо же!
Мне дела нет до нее. Вадик мой! Пусть хоть целое корыто слез наплачет — не отдам! Он МОЙ!
Брат, видно, понял все, что я не сказала, по выражению моего лица, потому что упрекать больше не стал.
Очень верное решение!
Мы дошли почти до ворот, когда он неожиданно сказал:
— Слушай, Тань, а как тебе Оксанка?
— Как мне? Да мне дела до нее нет, выпендрежница она порядочная, хотя бывает и нормальной иногда. — Я смотрю на брата, пытаюсь выискать ответы на вопросы, которые ужасно не хочется задавать, но кажется — это бесполезно. Лицо у него непроницаемое, как у всех героев моих любимых книжек, поэтому я смиренно начинаю говорить: — И вообще, чего ты спрашиваешь? Она только с вами общается, даже ест за вашим столиком, это мне стоило бы у тебя спросить, как она тебе, и все такое…
Рома остановился у ворот и перегородил мне дорогу своей рукой.
— Ну что еще? — нетерпеливо смотрю я.
— Мне она очень даже…
— Что-о-о? А Юля?!
Брат пожал плечами.
— И ты Вадика еще коллекционером называешь!
Возмущение захлестывает меня, как волной. Такое негодование испытываю, словно это я — Юля, которую вот-вот спишут со счетов.
— Тебе нравится Оксана? — недоверчиво уточнила я.
— Угу.
— Но она грезит о Донских! Ты что, не знаешь, что ли?!
