Нора Робертс - Тепло наших сердец
Сей манифест, сие действие и есть искусство.
А женщина, которая вечером ставит на стол горячий обед? Для шеф-повара шикарного ресторана это прозаичная еда, но тому, кого приводит в замешательство инструкция на банке консервированного супа, мясной рулет с картофельным пюре и зеленой фасолью на тарелке представляются настоящим произведением искусства.
— Флинн?
— Я работаю, — буркнул Хеннесси, не поднимая головы.
— Не только ты. — Рода закрыла за собой дверь, прошествовала через кабинет главного редактора и села. Она скрестила руки на груди и в упор уставилась на Флинна сквозь очки в прямоугольной оправе.
Без аудитории, готовой внимать искусству — любому! — оно уподобляется засохшим остаткам пищи, которые выбрасывают…
Флинн оторвался от клавиатуры.
— Что?
— Ты снова сократил мою статью на целый абзац.
У Хеннесси чесались руки — так хотелось схватить игрушечную пружинку и швырнуть ее в Роду.
— И что?
— Ты обещал, что у меня будет двенадцать абзацев текста.
— А ты дала мне одиннадцать абзацев текста и абзац воды. Я выжал воду. Это была хорошая статья, Рода. А стала она еще лучше.
— Я хочу знать, почему ты всегда нападаешь на меня, постоянно сокращаешь мои статьи. Ты совсем ничего не правишь у Джона и Карлы, а они в восторге от моих материалов.
— Джон ведет спортивную колонку уже больше десяти лет. Он практически превратил свои обзоры в науку.
«Искусство и наука», — подумал Флинн и сделал пометку в блокноте, чтобы развить эту мысль в статье. И спорт… Если вы видели, как питчер[38] ногой выравнивает под собой площадку, чтобы ее форма, поверхность, уклон…
— Флинн!
— А?.. Что? — Он встряхнулся, мысленно перемотал пленку назад. — При необходимости я редактирую работу Карлы. Послушай, Рода, у меня нет времени. Если хочешь поговорить, давай назначим встречу на завтра.
Она поджала губы.
— Или мы решим этот вопрос немедленно, или завтра меня тут не будет.
Флинн не стал брать с полки Люка Скайуокера и представлять, как рыцарь джедаев вытаскивает свой световой меч и стирает презрительную усмешку с лица Роды. Он просто откинулся на спинку кресла.
— Ладно. Я хочу тебе сказать, что устал от твоих угроз уйти. Если тебе тут плохо и ты не согласна с тем, как я руковожу газетой, уходи.
Рода побагровела.
— Твоя мать…
— Я не мать. Запомни это. Я руковожу «Курьером» почти четыре года и намерен руководить еще долго. Пора привыкать.
Глаза Роды наполнились слезами, но Флинн, считавший это нечестным приемом, решил не обращать внимания.
— Что-нибудь еще? — сухо спросил он.
— Я работала здесь еще тогда, когда ты не умел читать.
— Возможно, именно в этом наша проблема. Тебе больше нравилось, когда газетой руководила моя мать. Теперь тебе нравится считать меня временной помехой и некомпетентным сопляком.
Потрясенная, Рода приоткрыла рот.
— Я не считаю тебя некомпетентным. Я просто хотела…
— …чтобы я не вмешивался в твою работу, — закончил за нее Флинн. Голос его звучал доброжелательно, но лицо оставалось суровым. — И плясал под твою дудку. Этого не будет.
— Если ты считаешь, что я ни на что не годна…
— Сядь, — велел Хеннесси, увидев, что Рода приподнялась со стула.
Флинн знал, что за этим последует. Она выскочит из кабинета, будет швырять вещи, испепелять его взглядом через стекло, а потом опять заявится в самый неподходящий момент, и все начнется сначала.
— Как это ни странно, я считаю тебя хорошим работником. Хотя вряд ли моя похвала доставит тебе удовольствие, ведь ты ни в грош не ставишь мой профессионализм. Думаю, тебе нелегко, потому что ты журналистка, а «Курьер» единственная газета в городе, и я ее главный редактор. Перемен не предвидится. Когда в следующий раз я попрошу двенадцать абзацев, принеси мне крепкие двенадцать абзацев, и никаких проблем не будет. — Флинн постучал кончиком карандаша по столу. Рода смотрела на него, широко раскрыв глаза.
«Наверное, Перри Уайт справился бы лучше, — подумал он, — но все равно вышло неплохо».
— Еще что-нибудь?
— Я хочу взять на сегодня отгул.
— Нет. — Хеннесси повернулся к монитору. — К двум часам дня статья о расширении начальной школы должна лежать у меня на столе. Все, Рода. Пожалуйста, закрой за собой дверь.
Флинн вернулся к работе, с удовлетворением отметив, что дверь тихо щелкнула, а не с треском захлопнулась, как обычно. Выждав тридцать секунд, он слегка подвинул кресло и скосил взгляд на стеклянную стену. Рода неподвижно сидела за своим столом, словно парализованная.
Он ненавидел подобные сцены.
Эта женщина угощала его конфетами, когда в детстве он приходил в редакцию после школы.
«Отвратительно, — поморщился Флинн, потирая висок и пытаясь сосредоточиться на работе. — Взрослеть — это отвратительно».
После обеда он на час вырвался, чтобы встретиться с Брэдом и Джорданом в закусочной на Мейн-стрит. С тех пор как они по вечерам приходили сюда после футбола, чтобы поболтать о девчонках и обсудить планы на жизнь, здесь почти ничего не изменилось.
Пахло фирменным блюдом — жареным цыпленком, а на стойке в четыре этажа громоздились разнообразные пирожки. Разглядывая заказанный по привычке гамбургер, Флинн спрашивал себя, кто застрял в прошлом — закусочная или он сам.
— Махнемся? — спросил Хеннесси, кивнув на двойной сэндвич Брэда.
— Хочешь мой сэндвич?
— Да. Я хочу твой сэндвич. Махнемся! — не слушая возражения, Флинн переставил тарелки.
— Если не хочешь гамбургер, зачем заказывал?
— Затем. Я жертва привычек и традиций.
— А мой сэндвич решит проблему?
— Это только начало. Сегодня утром я отказался от привычки ублажать Роду. Уверен, что, оправившись от потрясения, она тут же начнет планировать мое убийство.
— Почему ты захотел его сэндвич, а не мой?
— Я не люблю жареные сэндвичи.
Джордан немного подумал и поменялся тарелками с Брэдом.
— Надеюсь, вы закончили играть в музыкальные тарелочки?[39] — Уэйн хмуро посмотрел на сэндвич, потом решил, что выглядит он совсем неплохо.
Уже жалея о том, что отдал гамбургер, Флинн принялся за сэндвич.
— Как вы думаете, если всю жизнь провести в родном городе, не слишком ли привязываешься к прошлому, сопротивляясь переменам и развитию? Не становишься ли неспособным вести себя как взрослый человек?
— Не знал, что у нас намечается философский диспут. — Прежде чем включиться в словесное ристалище, Джордан полил гамбургер кетчупом. — Можно сказать, что если ты живешь в родном городе, значит, тебе тут комфортно, у тебя тут глубокие корни и прочные связи. Или ты слишком ленив и самодоволен, чтобы оторвать задницу от насиженного места.
