Я не сдамся! - Аврора Добрых
— Ульяна? — тихонько позвала девушка.
Вопреки ожиданиям та сразу же подняла голову и посмотрела наверх мутным взглядом. Все ее лицо было заплывшее и в кровоподтеках, левый глаз так распух, что вовсе не открывался, на щеке красовалась грубо зашитая рана. Одета Ульяна была в тонкий свитер огромных размеров, больше на ней ничего не было. На голых ногах виднелись многочисленные синяки и ссадины. Левая ладонь женщины была прочно обернута чистым бинтом — вероятно, работа медиков.
— Ты кто? — хрипло поинтересовалась Ульяна.
— Меня зовут Маша. Снимаю комнату у Натальи чуть меньше полугода.
Женщина не ответила и лишь кивнула. Она начала двигаться в сторону, чтобы дать Маше пройти.
— А вы как же? Пойдемте скорее внутрь, здесь ведь околеете.
— Наташка не пустит меня.
— Мы что-нибудь придумаем, заходите, пожалуйста.
— Где Макар? Они его забрали, да?
От того, каким голосом Ульяна задала эти вопросы, холодок пробегал по коже. Эта женщина ненавидела себя самой страшной ненавистью, какую только можно себе представить.
— Да. Но еще не все потеряно, — поспешила уточнить Маша. — Пойдемте, я расскажу вам подробности.
Когда они зашли в квартиру, Маша пригляделась и к своему удивлению обнаружила, что Ульяна абсолютно трезвая. Ей стало до боли жалко эту женщину. Она дала ей свой банный халат и самые теплые носки, усадила за стол на кухне, налила чаю и сделала сытных бутербродов с колбасой, помидорами и сыром.
— Спасибо тебе большое, — проговорила Ульяна. — Я бы на твоем месте такую мразь, как я, даже на порог бы не пустила. Не заслужила я добра.
— Ешьте, пожалуйста. А я пока расскажу вам про Макара.
Ульяна жадно набросилась на еду, но не спускала с Маши глаз — ловила каждое слово. Вскоре в дверях возникла Наталья с сигаретой во рту и длинной ночной рубашке.
— О, явилась, не запылилась. Мать года, — закуривая сказала она. — Ты какого рожна ее сюда впустила, Машка?? Не живет она тут больше.
— Околеет же! Нельзя человека бросать в беде.
— Ага. Ей, значит, можно Макарку бросать одного такого махонького, а нам бросать ее, здоровую кобылу, нельзя. Каждый получает по заслугам. Бросила ребенка — пускай катится отсюда к своей алкашне, на которую променяла родную кровь.
Ульяна закрыла руками лицо и бесшумно заплакала. Она не оправдывалась, не пыталась объясниться, просто молча корила себя, словно на всем белом свете теперь осталась только она сама и ее нескончаемая вина перед сыном.
Маша подошла к Наталье и как можно тише сказала:
— Пустите ее в комнату, пожалуйста. Я заплачу за месяц вперед. Нужно дать ей шанс. Каждый человек должен иметь возможность исправиться.
— У меня есть деньги, — внезапно раздалось сзади.
Трясущимися руками Ульяна достала из рукава свитера целлофановый пакет и вытащила оттуда смятые тысячные купюры. Беглым взглядом Маша насчитала штук 25, не меньше.
— Да убери свои бумажки, стыдоба, — отмахнулась Наталья. — Не в них же дело. Или думаешь, я только о твоих долгах тут пекусь? Да чхать я них хотела.
— Я знаю, — ответила Ульяна. — Но я вернулась не ради крыши над головой, а чтобы стать Макару хорошей мамой. И я стану ей, с вами или без вас. Если хотите гнать — гоните. Только скажите, куда увезли моего мальчика. Больше ничего не прошу, только адрес.
— Никто тебя гнать не будет, угомонись. Что я, изверг какой? Да, говорю прямо: тебе не верю ни на грамм, но и сострадание мне не чуждо. Говори, где шлялась столько времени?
— Неважно. Но Христом Богом клянусь, больше не пью. Избили меня сильно и бросили прямо на улице полураздетую. Какие-то люди вовремя заметили и вызвали скорую. Я отлежалась там сутки, пришла в себя и сбежала.
— Прямо так что ли бежала? В этом рванье и больничных шлепанцах?
— Надеялась, что успею к Макару… Не успела.
Наталья всплеснула руками и грубо выругалась. Затем втянула дым, выдохнула и покачала головой:
— Твою медь, Улька, ну позвонила бы мне! Ты же помнишь мой номер!
На шум явился сонный дядя Юра в рейтузах и матроске.
— Вы чего тут? Ой, — увидев Ульяну, он по-женски прикрыл рот ладонью, — это кто тебя так отделал? Что за сволочь может поднять руку на женщину??
— Да, может, оно и к лучшему, что поколотили, — отозвалась та. — У меня хоть мозги на место встали.
Наталья затушила сигарету о консервную банку, которая выполняла роль пепельницы:
— Ладно, дуй мыться и ложись спать. Проснешься — все вместе решим, как быть и что делать. Щас постельное тебе принесу.
— Я помоюсь и поеду к Макару. — Ульяна была настроена решительно.
— Ага, поедет она. И что ты там скажешь? Тебе пацана даже увидеть не дадут без разрешения опеки. А разрешение ты в таком виде точно не получишь. Давай-ка сначала оклемаешься, приведешь себя в порядок, и потом все по уму сделаем. Отдадут пацана назад как миленькие. Но пылить в таких делах точно не надо.
Долго Ульяну убеждать не пришлось. Взглянув на себя в зеркало в ванной, женщина и сама поняла, что Наталья права. В итоге через полчаса вся коммунальная квартира мирно погрузилась в сон.
Глава 48
Дядя позвонил на следующий день после гибели сына. На самом деле, все понимали, что эта жуткая автокатастрофа была подстроена, и парень просто не мог ни с того ни с сего вырулить в кювет на скорости 200 километров в час, но доказать что-либо было невозможно.
Игорь в очередной раз принес дяде соболезнования, но тот звонил вовсе не за этим.
— Ты же догадываешься, о чем я собираюсь попросить, — сказал Дьякон. Эта фраза заняла у него секунд тридцать, после инсульта его речь оставляла желать лучшего. — Или ты, или никто. Я не могу никому доверять, пойми это.
— Дядя, ты знаешь, что я всегда буду тебе благодарен, но я не могу вернуться к тому, от чего так долго пытался избавиться.
— Ты пытался избавиться от подросткового самомнения и наивности. И сделал это. Иначе я бы не обратился к тебе. Сейчас ты вырос, из тебя вышел толк. Твоя покойная мать гордилась бы тобой. — Дьякон откашлялся, глотнул воды и продолжил. — Гарик, я не прошу возвращаться в девяностые, те времена давно прошли, и сейчас люди решают конфликты цивилизованным путем. Я всего лишь прошу вести мои
