Месть королевы мафии - Шивон Дэвис
Я облокачиваюсь на перекладину беговой дорожки и опускаю голову. Я благодарна владельцу здания за то, что он открыл зал для бокса пораньше, чтобы я могла тренироваться только с Ренцо. Мне не нужны зрители моего краха.
С тех пор как я навестила мать Массимо, я была в смятении, мои эмоции переполняли все вокруг. Я надеялась найти какое-то успокоение, посетив подвал, но мне в этом было отказано.
Гнев — моя главная эмоция в последние несколько дней.
Гнев из-за того, что у меня отняли что-то еще.
Но я не могу отрицать, что испытываю и облегчение.
В основном я растеряна и напугана.
Я цепляюсь за ту девушку, которой была раньше, и не понимаю, какой становлюсь сейчас.
Это странное промежуточное пространство, где я зажата между сломленной девушкой из прошлого, мстительной женщиной из настоящего и неизвестной личностью из будущего.
Что я знаю точно, так это то, что я устала. Устала от боли. Устала от того, что все превращается в битву. Устала постоянно брать на себя ответственность.
Массимо дал мне возможность заглянуть в жизнь, где нет боли, борьбы и препирательств.
Где я не одинока.
И мне это нравится.
Мне нравится такое видение будущего.
Мечта о жизни, в которой я могла бы быть счастлива и не нести на себе бремя.
Но достаточно ли этого, чтобы отказаться от всего, что я запланировала? Смогу ли я когда-нибудь по-настоящему отпустить прошлое? Могу ли я доверять ему?
— Вы сближаетесь. Он меняет тебя, — говорит Ренцо так, словно читает мои мысли.
Если кто и мог бы их читать, то, полагаю, это был бы он.
Он — единственный человек, который знает меня лучше всех, но не понимает сложности моего сердца, ведь я сама не могу в них разобраться.
Я никогда раньше не позволяла себе по-настоящему чувствовать. Я намеренно отключала эмоции, чтобы не испытывать боль.
Теперь мне кажется, что я тону в потоке чувств, с которыми не в состоянии справиться.
— Так и есть, — честно признаюсь я, отпивая еще воды.
— Тебе нужно прекратить, пока ты не увлеклась еще больше. Мы можем инсценировать все как несчастный случай.
Боль сотрясает мою грудь и пронзает сердце насквозь, словно сотня крошечных кинжалов вонзается глубоко.
— Нет, — я энергично качаю головой. — Никто не тронет Массимо или его семью.
Глаза Ренцо расширяются.
— Черт возьми, Ри-ри. Пожалуйста, только не говори мне, что ты влюбилась?
— Ты не называл меня так много лет, — тихо говорю я, и это прозвище вызывает у меня много приятных воспоминаний.
На его лице отражается разочарование.
— Не уходи от ответа, моя донна. Он влюбляет тебя. Не забывай, что он враг, и играет с тобой так же, как и ты с ним. Что бы ты ни думала о своих чувствах к нему, и наоборот, это неправда.
— Не пытайся говорить за меня, Рен! — срываюсь я, потому что он переходит все границы.
— Это не ты! — он хватает меня за плечи. — Он отвлекает тебя сексом и нежными словечками.
Я отталкиваю его, мгновенно приходя в ярость.
— Ты ни черта не знаешь о том, что у нас происходит.
— Я знаю, что интим для тебя всегда был трудным из-за того, что сделала с тобой его гребаная семейка! — он повышает голос на несколько тонов, и я так близка к тому, чтобы надрать ему зад.
— То, что было у нас с тобой, осталось в прошлом, и с тех пор я прошла долгий путь.
Он проводит рукой по своему щетинистому подбородку, глубоко вздыхая.
— Я знаю. Я наблюдал, как ты трахаешься с мужиками.
Я бью его по лицу, и он позволяет мне это сделать.
— Пошел нахуй. Как ты смеешь осуждать меня? Как ты смеешь использовать свои интимные знания обо мне, делая такие дерьмовые заявления.
Он вытирает кровь, текущую из носа, поднимая ладонь.
— Я прошу прощения. Это было слишком грубо. Пожалуйста, прости меня, — он выглядит искренним, но я вообще больше не понимаю, что с ним происходит.
— Что все это значит, Рен? Я знаю, ты что-то недоговариваешь.
— Я беспокоюсь о тебе, — он подходит ближе, заглядывая мне в глаза. — Все может обернуться крахом, и тебе нужно держаться стойко, а ты отступаешь.
— Разумнее всего пока сдержаться. Мы не знаем, что планируют русские. Антон избегает моих звонков, и я знаю, что-то затевается. Нам нужно сосредоточиться на удвоении и утроении безопасности, и я хочу уволить нашего IТ-специалиста и нанять кого-то нового. Недавно он разоблачил нас.
— Я займусь этим.
— Этим занимается Дарио. Я хочу, чтобы вы вместе с ним поработали над переназначением наших людей. Обеспечьте всем дополнительную защиту и выставьте отряды на улицах. Скажите им, чтобы они держали ухо востро и собирали информацию. Мы не можем допустить, чтобы русские напали на нас, пока мы улаживаем дела на улицах. Я поговорю с О’Харой.
— Принято, — положив руку мне на поясницу, он ведет нас к раздевалке.
— Никто не должен причинять вред Массимо или его семье, — предупреждаю я, сверля его острым взглядом. — Это приказ, Ренцо.
На его челюсти подрагивает мускул.
— Ты босс, — говорит он сквозь стиснутые зубы, добавляя: — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
Я тоже на это надеюсь.
* * *
— Я думаю, тебе следует все рассказать, — говорит Ник час спустя, когда мы беседуем за завтраком в причудливой ретро-закусочной в нескольких кварталах от Центрального парка.
— Ни в коем случае, — Дарио вытирает салфеткой уголки рта и отодвигает пустую тарелку. — Это слишком рискованно. Я знаю, ты хочешь доверять ему, и, честно говоря, не думаю, что он плохой парень. По тому, как он смотрит на тебя, совершенно очевидно, что его чувства искренни.
— Но? — спрашиваю я, зная, что будет «но».
— Мы многого о нем не знаем.
— Да, именно поэтому я лично поеду за ним в Берлин.
Массимо вчера упомянул, что завтра ему нужно уехать по делам в Берлин. Он сказал, что его не будет максимум два-три дня. И намеренно уклонялся от ответа, когда я настаивала на более подробных сведениях.
Если я собираюсь признаться ему во всем — а именно к этому ведут меня мой разум и мое сердце, — мне нужно знать, что скрывает он.
— Ренцо сойдет с ума, когда узнает, что ты ушла, не сказав и не взяв его с собой, — добавляет Дарио, протягивая бокал за
