Миражи - Оксана Хващевская
Как случалось уже не раз, через несколько дней она заскучала по усадьбе. Поэтому собиралась этим хмурым утром с радостным предвкушением. И пусть порой работа в имении утомляла, но сердце каждый раз замирало, когда, поднимаясь по сиреневой аллее парка, она видела просвечивающиеся сквозь кусты и деревья светлые стены дома и флигелей.
— Юленька, ты с матерью давно в последний раз говорила по телефону? — спросила бабушка, когда она присела к столу, чтобы позавтракать.
— Давно, а что? — ответила девушка. — Я с Настасьей чаще общаюсь! Что-то случилось? Они приезжают?
Бабушка кивнула.
— Сегодня Таня с Ваней в Минск поехали, в аэропорт! Они все возвращаются домой! — бабушка тяжело и горестно вздохнула.
Старшая дочка Марина с некоторых пор стала затаенной болью Федоры Николаевны, причиной ее частых слез. Столько несчастий приключилось в их семье через нее, но именно она подарила самую большую радость — внучку Юленьку. Федора Николаевна любила ее так сильно и самозабвенно, как, наверное, даже детей своих не любила, не говоря уже о других внуках, которые не были ей так близки, как эта девочка.
— Надолго приезжают?
— Насовсем! Марина с твоей сестрой теперь будут жить вместе с нами, по крайней мере пока!
— Это с чего бы такое счастье? — с легкой иронией поинтересовалась девушка, не обрадовавшись подобной новости, скорее уж наоборот.
— Так они ж с Шараповым расходятся! Он подал на развод! Сказал, что давно любит другую!
— Вот гад, — отставляя в сторону тарелку с завтраком, к которому почти не притронулась, произнесла она. — Он немку нашел себе? В Гамбурге?
— Нет, Таня говорит, здесь у него давняя любовь, как оказалось! А квартира в райцентре ему принадлежит, поэтому Марина и Настасья едут к нам!
Юля ничего не ответила и встала из-за стола, понимая, что, вероятно, придется переселяться в свою квартиру. Тесновато им будет в бабушкином доме, к тому же Шарапова давно привыкла к свободе, и сейчас не намерена что-то менять. К тому же рядом с Мариной Прохоровной она опять будет чувствовать себя все той же девочкой, которой однажды так жестоко разбили сердце. А боль, страх и отвращение снова поднимались в душе, и это невозможно ни простить, ни забыть.
Неожиданный недельный отпуск пошел на пользу. Она развеялась и на работу шла в приподнятом настроении, прогнав прочь мысли о возвращении матери. К тому же в Минске в одном из бутиков девушка купила себе красное пальто, которое сегодня и надела. Оно идеально сочеталось с ботильонами и шло ей. Путь, как обычно, пролегал через плотину и вдоль реки. В имение она приходила к девяти, поэтому, чаще всего, шла одна. Подружки и многие работники из Сиреневой Слободы ходили на работу к восьми, а то и раньше. Но это нисколько не огорчало Юлю. Наоборот, ей нужны были эти полчаса одиночества, чтобы собраться, настроиться на рабочий лад, да и просто подумать или побыть наедине с собой.
Первый рабочий день после командировки не предвещал сюрпризов. Поднявшись по аллее, Юлька обратила внимание на светящиеся окна Большого дома. Она точно знала, что отдыхающих там нет, вообще никого не должно быть в этот утренний час. Из визит-центра могла прийти уборщица или кто-то с экскурсией, но не сейчас. Минуя ступеньки, девушка открыла стеклянные двери и вошла в холл. Кабинет ее должен был находиться в визит-центре, но так как она большую часть времени проводила в главном усадебном доме, флигелях и хоздворе, это было не совсем удобно. Поэтому с разрешения Старовойтова и компании она переоборудовала для себя небольшую комнатку, что примыкала к холлу, где находился телефонный аппарат. Там у нее был ноутбук, рабочий стол и стеллаж с документацией. На подоконниках цвели фиалки, а стены украшали акварели и портрет Анастасии Александровны. Винтажная вешалка и два кресла дополняли скромный интерьер.
В глубине дома слышно было, как кто-то разговаривает.
Шарапова вошла в свой кабинет, сняла пальто, положила сумочку и отправилась на голоса, не совсем понимая, что происходит.
Миновав колонную галерею, она вошла в парадную гостиную, к которой примыкал зимний сад. Посреди комнаты стояла стремянка, на ней электрик изучал лампочки в роскошной старинной люстре с хрустальными подвесками, украшающей потолок с витиеватыми плинтусами и карнизами. А рядом с ним стоял совершенно незнакомый мужчина средних лет.
— Доброе утро, — поздоровалась Юля. — Что здесь происходит?
— Доброе утречко, Юлия Владимировна! — бодренько поздоровался электрик. — Мы с Николаем Михалычем проверяем освещение.
— Прекрасно, но я не помню, чтобы это согласовывали. Простите, мы, кажется, незнакомы! — обратилась она к мужчине.
— Я новый начальник техотдела усадьбы. Меня прислали вчера вместо Анатолия Семеновича! — сказал мужчина.
— Прекрасно. Я Юлия Владимировна Шарапова — главный администратор Сиренево. Вероятно, вы не в курсе, но все работы и проверки в доме, флигелях и хоздворе обязаны согласовывать со мной и подстраивать под мероприятия, которые проходят здесь ежедневно! — с некоторой резкостью в голосе отчеканила она.
— Сегодня нет мероприятий! Я узнавал! И согласовал все с Гончаровым Матвеем Юрьевичем! Мне казалось, он мой непосредственный начальник! Ведь это он курирует усадьбу! К тому же вас не было! — не остался в долгу мужчина.
— Вот именно, курирует, и ему отчитываюсь только я! Вы же, повторюсь, все обязаны согласовывать со мной! — отрезала она и, отвернувшись, отправилась в кабинет.
А там, усевшись за стол, набрала по внутренней линии визит-центр.
— Ресепшен, доброе утро! Слушаю вас! — привычно отозвалась Шурка, которая сегодня была за стойкой администратора отеля.
— Привет! — поздоровалась Шарапова.
— О, Юль, привет! Ты уже на работе? Рада слышать! Что-то случилось или ты поболтать? Придешь на обед? Сегодня голубцы и борщ из свеклы.
— Обязательно приду, Шурка, но сначала скажи мне, что это за Николай Михайлович у нас появился? И почему я об этом ничего не знаю?
— А, так это из Москвы прислали начальника техотдела. Позавчера пришло назначение о переводе, а вчера он сам явился. Прости, не успела тебя предупредить. Да, честно, и не думала, что это важно! А что?
— Да он хам какой-то! С утра мне уже нервы взвинтил!
— Ну да, неприятный мужичок! Не то, что Анатолий Семенович! Милейшей души человек! Жалко, что отбыл в Москву! Эх, вот так привяжешься к кому-то, а он раз — и уехал, привыкай потом к другому, — вздохнула подружка.
— Ты это о чем, Шурка?
— Да так… Кстати, Юль, Гончаров с утра звонил! Простил, чтобы ты перезвонила, как только появишься на работе!
— А что хотел?
— Не докладывал!
— Ладно, перезвоню ему! Давай, Шурка, до