Главное – любить (СИ) - Веленская Наталия

Злость требовала выход. И я заметалась по квартире в поисках того, что смогло бы хотя бы на долю секунды заглушить мою ярость.

Забегаю в ванную. Взгляд цепляется за одиноко стоящий тазик для стирки. Трясущимися руками открываю наполную кран с холодной водой. Не отдаю себе отчёт, что творю. Всё-таки выражение «был ослеплён яркостью» это не шутки. Потому что полностью очнулась я только когда со всей дури плеснула содержимое таза на ожидающего меня под окном Корсакова.

— Забудь сюда дорогу! — выкрикнула я вдогонку и с грохотом захлопнула балконную дверь. Надеюсь, хотя бы на долю секунды ему стало также неприятно и мерзко, как мне!

Ноги меня совсем не держат, и я обессилено опускаюсь на пол. Тазик летит куда-то в сторону, напоследок осыпав меня оставшимися каплями.

Ну как так можно?! Зачем? И главное за что?!

Вновь открываю эту злосчастную статью. Может быть, Сёмина что-то напутала, и она вообще прошлогодняя? Но нет, дата публикации — сегодняшнее число. А внизу сотни радостных комментариев от фанатов Шакуровой.

Требовательный звонок в дверь и следом оглушительный стук. А вот и явился человек с подмоченной репутацией… и не только. Злость никуда не испарилась, а только набирала обороты. Подлетаю к входной двери, распахиваю её с оглушительным треском о стену.

— Чего тебе еще?!

— Ты нормальная?! — взревел в ответ Корсаков. По его лицу ещё бегут капли воды, белая футболка прилипла к телу, очерчивая красивый рельеф мышц, на которые я поневоле всё равно останавливаю свой взгляд. Гитаре, болтающаяся сбоку на ремне, тоже досталось от воды.

— Я?! Я-то нормальная, Корсаков! А вот у меня к тебе есть большие вопросы!

— А можно тогда не устраивать детский сад, а спокойно поговорить?!!

— С Шакуровой своей иди говори! — едко отвечаю я, вместо крика переходя на какой-то низкий зловещий полушёпот. Но Александр третий глухотой не страдал.

— Причем тут Шакурова?! Ты даже ни разу с ней не встречалась! Что ты её каждый раз везде приплетаешь?!!

— На, держи! Полюбуйся, — практически влепляю ему в лицо своим телефоном с открытой статьёй. — Совет вам да любовь!

Саша быстро пробегает глазами по первым абзацам и его дымчатый взгляд темнеет.

— А ты значит слепо веришь всему, что печатают?

— Слепо? Ты неделю не объявлялся! Неделю, Саш! И теперь понятно почему! — усмехаюсь я, забирая обратно свой гаджет. — Ты мне только, скажи, к чему весь этот цирк? Бывшую позлил, вернул — отлично. Я теперь тебе зачем сдалась?! Или ещё не наигрался?!

Корсаков со всей злости впечатывает кулак в стену подъезда, громко выругавшись. Но вместо того, чтобы следом разразиться очередными криками Саша переходит на спокойный тон. В котором отчетливо сквозит еле сдерживаемая ярость.

— Знаешь, дорогая моя, если ты собираешься стать настоящим журналистом, учись проверять факты. Прежде чем что-то заявлять, — от этого пылающего злобой взгляда мне стало не по себе. Я даже невольно отшатнулась, сделав шаг вглубь квартиры. И дорогой он меня никогда не называл, особенно в таком тоне! — И это не у меня проблемы с доверием к тебе, а как раз наоборот. И пока ты не наведешь порядок у себя в голове, всё так и будет.

Молчу, не знаю, что сказать. И злость куда-то сдулась, точно воздушный шарик. А еще хочется ему верить. Очень хочется! Ведь всё происходящее не поддается никакой логике…

— Если тебе это все на хрен не надо — то, пожалуйста. Устраивать цирк, как ты выразилась, я больше не буду.

С этими словами он резко разворачивается и сбегает вниз по лестнице, оставив меня с раздирающими на части противоречиями, тяжёлым сердцем и абсолютной кашей в голове.

Глава 68

Убежать от себя нельзя. Но можно очень постараться.

А если ускоряешься, до предела своих возможностей, подставляя лицо ветру, забывая о слегка сбившемся дыхании — то можно на несколько секунд достичь ощущение полёта, будто ты воспарил над всеми своими проблемами. И боль немножко ослабляет свои тиски. Хотя бы на время пробежки.

С недавних пор я полюбила бегать в центральном парке. Хотя с моим нулевым уровнем физической подготовки первые забеги давались мне с огромным трудом. Но мне нравилось это чувство изнеможения. Когда после душа падаешь на кровать, закрываешь глаза и просто вырубаешься.

И хотя бы на несколько мгновений не вспоминаешь этот взгляд дымчато-серых глаз.

— Из крайности в крайность, — недовольно бурчала Валька на мои ежедневные отчеты, сколько я пробежала километров.

А еще Райкова с лихвой отсыпала звездюлей Аринке, за её излишнюю сердобольность и поспешность с показом статьи. В отличие от Сёминой, подруга была на стороне Александра третьего и во все эти бредни не поверила.

Саму статью, кстати, через пару дней удалили. Подозреваю, что не без помощи Мериминского.

Если можно было бы отмотать всё назад, наверное, я бы не стала так откровенно кипятиться и выслушала Сашу. Но история не знает сослагательного наклонения. Я могла бы переступить свою гордость и просто извиниться, рискнуть поверить человеку. Попытаться всё начать с чистого листа. Но какой в этом смысл? Я действительно ему не доверяла до конца, и все время боялась, что есть та, которая лучше меня. Та, которую он в итоге и выберет. Корсаков был абсолютно прав — в голове у меня творился абсолютный бардак, который я не представляла, как разгрести. А тащить с собой в отношения багаж нерешённых проблем и сомнений было бы очередной ошибкой. В результате чего мы бы снова пришли к такому же плачевному результату.

И потому — шаг, ещё шаг. Быстрее, быстрее. Закрыть глаза, и не думать. Не вспоминать.

И обходить стороной дорожку, ведущую к кинотеатру под открытым небом…

Взбираться после пробежки на пятый этаж нелегко, но я радуюсь, что с каждым днём дискомфорт становится всё менее ощутимым. И это давало слабую надежду, что с чувствами со временем будет также.

Стакан воды с лимоном для восстановления водного баланса. Идеально. Ну а сейчас — душ.

Звонок в дверь показался мне не более, чем звуковой галлюцинацией. Девчонок я сегодня не ждала. Корсаков мою скромную обитель больше посещать не намерен. Так и кого там нелёгкая принесла?

Аккуратно выглядываю в глазок. Мереминский.

Недокупидон решил вспомнить свои прямые обязанности.

— Привет.

Впервые на лице Ярика не вижу улыбки и привычного для него спокойно расслабленного выражения. Нет, как на Елисея, он, конечно, на меня сейчас не взирал. Но казалось — одно неверное слово, и Ярик вполне мог бы и ко мне воспылать ненавистью.

— Привет. Не думала, что ты в курсе, где я живу.

— Я знаком с половиной твоей редакции, Лиз, — закатывает глаза Ярослав и тяжело вздыхает. — Может пригласишь уже войти? Или прямо здесь начнем разбор полётов?

Распахиваю дверь и жестом приглашаю проследовать внутрь. Кажется, Ярик сегодня не в духе.

— Что ещё за разбор полетов?

Мереминский с грохотом захлопывает входную дверь, лишая соседей возможности погреть уши. Бедная, досталось ей за последние дни, конечно, с такими-то визитерами.

Ярослав сурово взирает на меня, скрещивая руки на груди.

— Я много дров наломал, признаю. И Маришка не зря говорит, что когда я вмешиваюсь, то становится только хуже. Но знаешь, я от тебя такого вообще не ожидал, Лиз!

Прищуриваю глаза и зеркалю его позу, скрещивая, руки на груди:

— И какие у тебя ко мне предъявы?

Вот чего-чего, а головомойки от Мереминского я этим вечером точно не ждала!

— Знаешь, я думал ты искренняя добрая девушка, и что Сашке очень повезло тебя повстречать. Но то, что ты устроила, Лиз — это уже перебор! Может, хватит уже вести себя как холодная неприступная стерва?!

— Это я себя как стерва веду?! — ахаю я. От возмущения даже забываю припечатать несколько рвущихся наружу ругательств.

— Ты! — кивает Ярик. — Да, я согласен, ситуация с вашим знакомством вышла странная. Да, я сболтнул тебе то, чего говорить не надо было. Но из лучших побуждений! Только вот зачем надо было в тихую вынашивать все эти планы мести, скажи мне? Человек к тебе искренне со всей душой, а ты…